― Так, с горемыкой, понятно, – прервала я поток стенаний. – Заодно и со связью нашей разобрались. Ты, стало быть, подпитывать меня можешь. И, судя по всему, только когда я не себе помочь хочу, а кому-то другому.

― Подпитывать? – подскочил мой сиротинушка и растопырил усы, зафыркал в ярости. – Это что же, ты будешь из меня силушку пить, как упырь кровь? Да ты... Ты... Что удумала упырица окаянная! Знал, знал я, что нельзя сюда с тобой идти! Это ты сразу так задумала, когда на меня свалилась! Ох, бедный я животинушка, так и сгину в расцвете лет! – ёж плюхнулся в корзинку и принялся тереть лапками глаза, очень натурально пустив слезу.

― Так ты же сам захотел помочь! Я тут при чём? Кто распинался про сердце доброе и прочие мягкие органы? – усмехнулась я. – И спасибо, кстати, за помощь. Из оков я, и правда, рвалась. Справился со мной проклятый бычара, а ещё он шишигу едва не прикончил. Вот её я и хотела вылечить, и сама бы, наверное, не справилась. Так что можешь собой гордиться, геройский ёж. Ты жизнь сохранить помог! А не случись у нас привязки, кончилась бы шишига скорее всего...

Стефаниус глянул так, будто ждал подвоха, оценил мою серьёзность, и приосанился, нос чуть приподнял.

― Ну, что же я, совсем без понятия, по-твоему? Если надо, так и подсобить могу, ради дела. Да и не так я и устал, вообще-то, – острый нос окончательно задрался к потолку.

Видели когда-нибудь ежа, преисполненного величия? Нет? А я видела. Незабываемое зрелище. Ещё бы корону, да цепь золотую на шею, и чисто король! Правитель Величавца, страны нашей, даже близко не стоял по представительности, я его раз в Академии магии видела. Ёж – это мощь, сила и гордость! Эх, пробрало даже...

―Вот только нашла я тебя не в корзинке, – спустила его геройское колючество с небес на землю. – И упадком сил твоё состояние не объяснить было. А ещё, ты куда-то лапой показывал и чудовище поминал.

― А, это... – последний раз шмыгнув носом, фамильяр снова удобно устроился на толстой попе. – Так было чудовище. Шёл я в корзинку, и тут, – ёж втянул голову в плечи и растопырил лапы, понизив голос, – темно стало, как вечер наступил. Глянул в окно, думал, может, туча набежала, а там... Ох, страху натерпелся я! Паучара огромный, лапы, как твой посох! И всеми глазами красными на меня смотрит! Я сперва замер от ужаса, а потом, откуда и силы взялись, побежал в тот угол, да только каждый шаг тяжелее давался. Холодно стало, в глазах потемнело. И страшно, Радка... Как же было страшно, думал, помру уже. А потом темнота... – закончил он совсем замогильно.

Стефаниус впервые назвал меня по имени, причём так, как звал Демид, и выглядел колючий на самом деле испуганно.

― Ну, дела... – пробормотала я. – Что же, тварь из Зачарованного леса вышла? Или, может, круг где открылся? А в деревне-то никого из защитников не было! Я на озере, Демид за мной пошёл, белобрысый ускакал куда-то... А вдруг погиб кто?

Схватив посох, дала ежу яблоко, велела отдыхать и понеслась к храмовникам.

9. Глава 9

О новом храмовнике и пауках...

В домике храмовника раздавались возбуждённые мужские голоса. Братья по ордену ожесточённо спорили. Стоило мне постучать и войти, как бычара скривил недовольную рожу.

― Легка на помине! Что, соскучилась уже? – в ледяном голосе не было и капли раскаяния или стыда.

― О, кому голос вернули? А я даже не успела послушать музыкальное блеяние, – ответила и прошла в комнатку.

Люська налился краской до корней волос, засопел, как Стефаниус, и ломонулся из дома.

― А ну, стой, любимец Верховного, дело и тебя касается. По твоей милости беда едва не стряслась.