Мои причитания прервал ворчливый голос кота:

– Фиона – бабка твоя?

– Моя, – была вынуждена согласиться.

– Ну, всё, – опустила взгляд и увидела, как белобрысый махнул лапой. – Значит ты – ведьма.

– Почему сразу ведьма-то? – как бы растеряна я не была, а стало обидно.

– Да потому что, – вспылил белый комок. – Ведьма ты, потомственная! Я не сразу тебя признал, а рухлядь, вон, – он обвёл лапой пространство. – Сразу твою силу почувствовала.

Дом недовольно загудел, и я оскорбилась пуще прежнего:

– И ничего это не рухлядь!

Ну да, старенький сруб выглядел не лучшим образом, краска на мебели облупилась, пошла кряжистыми трещинами, и паутина по углам раскинулась пуховой вязью. Но домик уж точно не разваливался на части, и называть его рухлядью – вопиющая невоспитанность.

Кажется, коту моё замечание совсем не понравилось. Глаза блеснули фиолетовым, да и слова сказанные, пропитались недовольством до такой степени, что даже глупец догадался бы о степени раздражённости этого мохнатого комка:

– Пф! Тоже мне защитница нашлась.

А я что? Я ничего!

– Так ты не нападай, чтоб защищаться мне не приходилось, – отмахнулась беззлобно и вернулась к своей проблеме: – Что мне делать-то? Может, вы меня выведете к деревне, и вот это, – я обвела рукой свою неожиданно-новую фигуру, – Пропадёт? А я домой поеду…

Чем больше я говорила, тем сильнее поднималась шерсть на спине у кота. В итоге к концу речи мой голос скатился к шёпоту.

– То есть ты нас ещё и бросить собралась?! Неу-бла-гоу-дар-наяу! – взревел белый гигант и бросился на меня, явно намереваясь вцепиться в лицо длиннющими когтями.

Я почему-то не закричала. Лишь зажмурилась, прикрылась руками в защитном жесте, и замерла, в ожидании боли. Но её не последовало.

Сначала с опаской приоткрыла один глаз, потом от удивления распахнула оба. Передо мной, пыльной стеной, возвышался выцветший ковёр. А аккурат напротив моего лица, вонзённые в грубую ткань, виднелись загнутые когти.

Это что же? Ковёр меня спас?

– Бунт? – не желая сдаваться, просипел кот.

Я же вдруг отчётливо поняла, что спорить и ругаться бессмысленно. Можно же всё миром решить. Я человек не конфликтный, оптимистичный (да-да, об этом особенно нужно себе напомнить), и вообще готовая на любой компромисс.

– Уважаемый, Мяус, – надеюсь, я правильно запомнила его кличку. – Давайте поговорим спокойно? – и осторожно выглянула из-за ковра.

Картина была столь живописной, что я с трудом удержалась от смеха. Пришлось маскировать его под кашель. А всё почему? Да потому что толстая кошачья попа болталась на вытянутых передних лапах. Хвост, подобно маятнику, раскачивался из стороны в сторону, острые уши подрагивали от недовольства. А на некогда злобной морде застыло растерянное выражение.

– Давай, – милостиво согласился пушистый, ворчливым голосом.

Я с облегчением выдохнула и вернулась на стул, лишь бы больше не смотреть на забавную позу, в которой замер кот.

Прошла одна минута, за ней вторая, но ничего не происходило. В комнатке царила тишина, было только слышно недовольное сопение. А когда я уже собралась с духом, чтобы поинтересоваться, не нужна ли моя помощь, Мяус наступил на глотку своей гордости, и обречённо признался:

– Я застрял.

Наверное, я бы могла что-нибудь сыронизировать по этому поводу, но усугублять и без того натянутые отношения с котом, не стала.

Поднялась со стула, обошла замерший ковёр, и осторожно взяла животинку за пушистую попу. Белобрысый не только на вид был полненьким, вес его тоже оставлял желать лучшего. Чтобы отцепить вонзившиеся когти, пришлось поднапрячься.

Наконец, бедняга был освобождён. Я опустила его на пол и замерла в ожидании хотя бы элементарного «спасибо», но прохвост до благодарности не снизошёл.