Даже не попытался напроситься за компанию. Вот тут-то Тайке стало по-настоящему страшно. Прежде коловерша от приключений не отлынивал, даже против оборотня готов был пойти, а тут вдруг струсил.

Но отступать было поздно: все Дивнозёрье надеялось только на нее.

Беспокойные гости разбрелись по домам, лесам, рекам и озерам; последней скрылась в садовых кустах кикимора Кира. А Яромир остался сидеть.

– Чего ждешь? – насупилась Тайка.

– А куда мне идти? – Дивий воин поправил плед на старом бабкином диванчике. – Лучше подожду тебя здесь.

– Нет уж! – Тайка топнула ногой. – Ты в заброшенном доме жил? Вот и живи себе дальше. Марьянка только рада будет.

– Тяжко мне с ней, – Яромир опустил глаза. – Болтает без умолку, спасу нет.

– Ничего, авось до смерти не уболтает.

Еще не хватало, чтобы этот дивий наглец тут распоряжался, пока ее не будет! Тот, впрочем, упорствовать не стал:

– Будь по-твоему, дивья царевна… А ты ведь сохранила перо из крыла моего симаргла?

– Ага, – нехотя призналась Тайка.

Перышко, оставшееся с той памятной ночи, она хранила под подушкой.

– Возьми его с собой, – велел Яромир. – Если попадешь в беду, брось на ветер и позови Вьюжку.

– Его зовут Вьюжка? Вот этого собакена здоровенного? – Тайка, не удержавшись, хихикнула, а дивий воин, покраснев, принялся оправдываться:

– Это Радмила придумала. Я вообще-то хотел Буяном назвать. Ума не приложу, почему ему не понравилось?

Провожали Тайку в путь, будто на войну. Пушок притащил корзинку с яблоками и ягодами, Никифор выдал фляжку со сбитнем в дорогу, а потом самолично проверил все обереги, поцокал языком и принес с чердака еще два – для пущей уверенности (один из них вообще-то был заговорен на удачу в рыбалке, но Тайка все равно взяла). Гриня вручил ей собственноручно вырезанную еловую палку с навершием из корня, чтобы сподручнее было по болотам ходить. Даже кикимора Кира поделилась пуховым платком, с которым никогда не расставалась: мол, ночи на болотах холодные, а сестрицы-трясовицы только того и ждут, чтобы на человека лихорадку напустить.

Сама Тайка взяла серебряный ножик, соль и спички, веревку покрепче, всякие ведьминские мелочи и перо симаргла, конечно же. Уже у калитки Майя всунула ей в руки зеркальце:

– Если будет гневаться хозяин болот, покажи ему это.

Тайка глянула на свое отражение и ахнула: вот как должна была дивья царевна выглядеть! Платье парчовое, жемчугом шитое, на груди каменья самоцветные, золотой обруч блестит-переливается, а косы… косы в руку толщиной!

– Ух ты, волшебное!

– Да ну, обычное, – мавка отмахнулась. – Показывает чепуху всякую. Мокша его потерял, а я нашла. Не хотела отдавать, но ради общего блага… полюбовалась красой, и хватит.

– Ну что ты, Майя! Ты и так хороша собой.

Она вздохнула:

– Хороша девица, да не всякому годится. Но не о том речь. Лучше запомни: Мокша будет запугивать – не поддавайся. Ему по душе дерзкие да смелые. Но не перегни палку – подходи с уважением. Не вздумай равнять его с простыми болотниками – он у себя в краю если не царь, то князь уж точно. Оттого-то и его подданные нос задирали. А теперь еще больше будут задаваться, коль все колдовство у них копится.

– Не любишь болотников? – Тайка нутром чувствовала, что за всем этим стоит какая-то личная история: слишком уж много горечи было в словах мавки.

– Терпеть не могу. Сестрицу названую они у меня свели.

– Украли? – ахнула Тайка.

– Какое там… сама пошла. Марфа из озерных мавок была. И хоть речные с озерными редко ладят, а мы были не разлей вода. А как-то летом гляжу – озерцо-то Марфино ряской затянуло, на берегах рогоз вымахал в человечий рост. Я бегом к ней, а уж поздно: позеленела, заболотилась. Жениха нашла себе из Мокшиной свиты. Ох, и поцапались мы тогда, чуть космы друг другу не повыдергали. Ты, коль увидишь ее там, передай весточку, а? Скажи, сестрица Майя дурой набитой была, в ножки кланяется, прощенья просит.