Только она одна, благодаря своему чудесному дару, могла ходить по узкой, каменистой тропке, в босоножках на высоких каблуках.

Другая кто, давно бы уже себе ногу или сломала, или – вывихнула, а, она, Лика, ничего – идет, почти порхая и пританцовывая.

К Чёрно- озеру или, как его еще называли знающие люди – Русалочьему озеру, вело много тропинок, но, она, Лика, предпочитала эту, тайную, неприметную, по которой ее водила Марь Ивановна.

Марь Ивановна, бабушка дорогая, та еще штучка – по тропке крутой ходила без опаски, прям, как сама Анжелика, хотя годочков ей насчитывалось, куда как больше, чем даже нелюбимой Анжелкиной тетке.

Тропинка, другому кому, показалась бы неудобной и неприятной, даже страшной, так как пролегала через кладбище, на которое, ночной порой, не отваживались забредать рисковые и редкие в здешних краях, бомжи.

Кладбище спокойно спало, в свете полной, желтой луны, нависшей над горизонтом, точно огромный, непочатый круг дорогого сыра.

Лика легко скользила между могил, сама, невесомая и туманная, точно призрак, не обращая внимания на шебуршание и шорох в высокой траве.

Сейчас она шла по, так называемому, Старому кладбищу, отгороженному от Нового, более молодого, невысокой каменной оградой.

На Новом кладбище хоронили последние лет сорок-пятьдесят, а, вот, на Старом… На Старом, попадались очень даже, любопытные захоронения, начала прошлого, а то и позапрошлого, века. Прекрасные надгробия, даже настоящий, фамильный склеп, каких-то знатных людей, толи князей, толи графьев. Лика точно не знала, а, соваться к старым могилам, опять-таки, не велела бабка, Марь Ивановна.

Как подозревала сама Анжелика, имелся у старухи в том деле собственный интерес.

Посещала Марь Ивановна Старое кладбище, посещала и не раз, а любопытная внучка, непризнанная, не взирая, на запрет, пробовала за бабулей проследить.

Очень уж хотелось знать своенравной Лике, что именно манит бабку на кладбище, что такого важного разыскивает ведунья среди мертвых костей?

Впрочем, ведунья – это, почти что ведьма, колдунья, чернокнижница, в общем – недобрая женщина.

И, кралась за ней, Лика, осторожно, кутаясь во тьму и туман, как сама, Марь Ивановна, и учила, а вот не получалась слежка и все тут! Хитрая старуха исчезала на меже, у самой каменной ограды, пропадала, словно растворялась в густом, ночном воздухе.

Напрасно Лика мнила себя хитроумной и опытной шпионкой – матёрая ведьма дурила ее раз за разом, смеясь, над молодой и неуклюжей ведьмочкой, за глаза и Лика, шипя от злости, была вынуждена возвращаться домой, не солоно хлебавши, под насмешливый, надменный хохот старого ворона, облюбовавшего под жилье высоченный дуб на Старом кладбище.

Неспокойные духи, живущие почти на каждом погосте, видимые и заметные наметанному взгляду молодой ведьмочки, не могли доставить Лике заметных неприятностей. Возможно, где-то, в старых могилах, дремало тревожным сном зловещее нечто, спало, до поры, до времени.

Мало ли, вдруг найдется неосторожный и неопытный любитель, разбудит лихо и пойдет кровавая потеха по округе.

Газеты запестрят сообщениями о маньяке, о серийном убийце, полиция поднатужится и поймает какого-либо бедолагу, навешает на него всех собак, а, убийства будут продолжаться и продолжаться, пока не найдется человек ведающий и не утихомирит кровососа или вурдалака, на время, а быть может, навсегда.

Лика подобного не ведала, а, вот бабка? Кто знает?

Может, чуяла, что недобрая старуха, облюбовавшая эти места для проживания, может, знала, что, вот потому и рыскала ночной порой по кладбищу, точно призрак, носясь среди старых могил? Спросить, открыто, Лика опасалась, оставалось лишь подсматривать, да подслушивать.