Следом пришла мысль приобрести себе какую-никакую одёжу, так как из собственных нарядов – шиш, да ни шиша, да и брать раз за разом наряды у подруги не хотелось. Только с монетами у неё была беда, даже сторговаться было нечем. Однако смиловавшийся торговец с слезящимися очами выдал ей простенький понёвный комплекс38, в обмен на чудом оказавшееся средство в мешочке, который оставил Велес, для лечения больных глаз – иссушенные грибы сморчки. «Не вспомню, чтоб я затаривала такое снадобье» – заметила покупательница про себя. Мешочек показался затейным, Ждана не стала его отдавать, пересыпав лекарство прямо в протянутые ладони торговцу. Оба остались довольны сделкой.

Нежная улыбка не сходила с лица девушки с глазами молодой травы. Под весёлый гул ярких красочных эмоций, она вспомнила в сравненье на миг своё заволочённое печальной серой дымкой Беловодье и сердце предательски укололо порченной иглой выдав лица живших в родном краю, тем самым растворив настроение. И несмотря на это, всё же память тёплыми вспышками явила свободные от заборов Беловодские долины, раскаты ярких молний в полях, проторенные дорожки до погружающей в свои прохладные объятия протоки, впадающей в море синее. Стало легче.

Очи загорелись, когда дева подошла к ряду сладостей. Повсюду витал божественный медово-пряный аромат лакомств, которые лежали на прилавке один краше другого. Однако больше всего полюбились взором ей пряники, кои с малых лет мечтала попробовать и прознать вкус свежего благоуханного печенья. Даже Златке отец мог привезти лишь чёрствые, залежавшиеся пряники, которые потом размачивали в горячем молоке. Здесь же выбор был обширен: в глазури, формой птиц, животных и рыб, начинённые орехами или фруктовым повидлом – выбор велик… когда есть монеты.

– Раз платить нечем – пошла прочь отсюда, нищая! – громко заявил пищащий, однако всё же мужской голос с яркой шепелявостью.

Ждана почувствовала грубый толчок локтем в живот, а от приложенной силы попятилась назад и, запнувшись о камень, упала, успев выставить назад руки для опоры, но всё же угодив в лужу.

С нескрываемой брезгливостью во взгляде на неё взирал холёный парень постарше её летов и ростом чуть выше Жданы, а его раздобревшее телосложение напоминало человека, которого захватила Пухнея, да так и мучала без конца и края не отпуская. Вряд ли этот неотёсанный грубиян занимал какое-либо высокое положение, но то, что он мог быть дитятком такого человека – вполне могло быть похожим на правду. Подле него вились ещё несколько юнцов и девиц, по всей видимости, разделяющих взгляды нападавшего. Девушка опешила.

– Язык проглотила? – изгалялся противный, – И то верно! Хоть чем-то брюхо наполнишь!

Собрав всю имеющуюся в отвратно-мерзком рту слюну, недобрый плюнул в зеленоглазую и принялся гоготать. Подпевалы его поддержали. Харчок приземлился рядом с босыми девичьими ножками.

Находясь будто в наваждении и, сама того не осознавая, она сжала добела кулачки. Аккуратные губки разлепились, выдавая сжатые до скрипа зубы и наскоро запричитала шёпотком:

– Как дурак ест, меры не знает, так и ты свинья, ешь, объедайся, жиром наливайся. Питайся гад сварливый до тех пор, пока визг твой не протянется до Лукоморских гор! Крепко и нерушимо моё слово. Да будет так. Да будет так. Да будет так!

В тот же миг невесть откуда позади раздался вороний грай. Молодая девица помотала головой, услышав карканье, точно отбиваясь от наваждения.

Чёрная птица налетела на языкастого и, схватившись за его бережно начёсанные власы, принялась со всей дурью клевать и истошно бить крылами недруга. Но что поразило напрочь всех зевак, да и саму Жданку, что постылец, не обращая вниманья на птицу, стал с лютой жадностью сгребать все пряники, пирожки, курники и иные лакомства – всё, на что падал его ненасытный взгляд. Тело с немыслимой скоростью разбухало в размерах, пухлые пальцы, раздуваясь, не унимались вырывать из рук продавца последнюю партию свежеиспечённых блинов в жирном масле. И если бы кто-то сейчас подошёл и увидел его, то точно бы окликал что ни на есть боровом.