Мерно перестукивали колёса, а за окнами падали пушистые хлопья снега. Приближалось Рождество.

– Ох, и зарядил дождище, – проговорила баба Уля, отгибая занавеску и выглядывая в окно, – Напьётся уж теперь земелька наша, а то гляди-ко какое пекло две недели было.

– Да-а, – протянул дед, – Уж жарило так жарило, дай Боже. Дышать-то как хорошо стало!

В приоткрытое окно залетали крупные брызги и громко стучали о подоконник, пахло свежестью, мокрой травой и землёй, от которой поднимался пар. Картофельная ботва, стоявшая до того словно варёная, подтянулась навстречу ливню, вытянулась в струнку. Мальвы в палисаднике благодарно расправили большие тёмно-зеленые ладошки листьев и ловили долгожданную влагу. Пила воду земля, высохшая за период зноя. Акбай, все эти дни лежавший под крыльцом, вылез и сидел во дворе прямо под дождём, высунув язык. Всё кругом радовалось дождю.

– В такой дождь всюду благодать, только в Страшном Логу главное не оказаться в это время, – сказала бабушка, разливая по чашкам чай из смородиновых и малиновых листьев со зверобоем.

– Что это за Страшный Лог, бабуль? – удивилась Катюшка. Такого лога она не знала, в их деревне был овраг, но тот назывался иначе – Выселков Лог. Чудеса, правда, и в нём случались, однако же интересно стало ей разузнать, что за место такое, про которое бабуля речь завела.

– А это, доча, от нас далече будет, слышала может про деревню Воробьёвку?

– Не помню что-то, – протянула Катя.

– Да это от нас километров, чай, сто с лишним будет, – почесал усы дед Семён.

– Ага, – согласилась баба Уля, – Так вот подруженька у меня там была, замуж она туда вышла, далеко от родного дома, раньше-то бывало часто в гости мы друг к другу ездили. А лет десять назад не стало Евдокии.

Так вот этот Страшный Лог возле их Воробьёвки и находится. Мы там даже ягоды не раз собирали с Дусей, склоны там солнечные, пологие, ягод усыпано. Глубокий лог. Внизу родник обустроен. Ходят туда местные за водой. Только не в дождливую погоду. А то можно и с Мокряницей повстречаться.

Катюшка прыснула.

– Чего смеёшься? – сурово глянула на неё баба Уля.

– Бабуль, это же такие противные серенькие вертлявки, что в сырых местах живут, вон под пнём у нас в саду.

– То мокрицы, а я тебе про Мокряницу толкую, – ответила баба Уля.

– Всё равно смешно.

– Ну смешно, так и рассказывать не стану, – отвернулась бабушка.

– Ну бабуль, не дуйся, всё, я слушаю, – присмирела Катя, ведь ей не терпелось услышать эту историю.

– Ладно уж, слушай, – пошла на примирение баба Уля, – В том Логу в солнечный да ладный день всё ничего было, хошь грибы собирай и ягоды, хошь лежи на солнышке грейся. Но вот как только выпадал дождливый день, так появлялась там она. Мокряница, – баба Уля глянула на Катю, но та сидела смирно.

– Когда она там завелась аль уж испокон веку жила там, никто не знает. Сколько местные помнят, она там была. Вроде бы и безобидная она будто, зла человеку не делала прямо, да только встречаться с ней никто не хотел, потому что, после встречи с ней на человека тоска нападала. Всё ему не так становилось, белый свет не мил, плакать мог цельными днями человек, или просто лежать да на стену таращиться.

– Это депрессия что ли? – спросила Катя.

– Не знай, как нынче это называется, – ответила баба Уля, – Может и так. Так вот, верное средство одно было – в глаза ей не смотреть. Тогда ничего, обойдётся всё.

– А что это за Мокряница-то, бабуль?

– Да вроде девушки молодой, коса длинная, платье до полу, только бледная вся, полупрозрачная, как туман. Бродит она по краю Страшного Лога в дождливый день, а то ещё возле родника сидит на ступенях, косу свою расчёсывает, поджидает людей. И всегда-то она плачет,