– Которая?

– Да та, что прямо в реку выходит.

– Сама-то я не знаю, конечно, но сказывали наши люди, что если выйти через эту дверь, то в особый мир попадёшь, не наш, а в тот, где иные обитают, те, что в наш мир невидимыми приходят. Вот и ходила туда ведунья, то ли за знаниями тайными, то ли ещё зачем. Однажды, уже после того, как пропала она, залезли в тот дом местные, ну поживиться хотели, прямо говоря, а с ними собака увязалась.

И вот пока они в избе шарили, собака к той двери подошла и давай скулить и дверь лапой скребёт, мужики-то и отворили дверь, интересно им стало, чего собака так волнуется, они ведь знали, что за дверью просто речка. Отворили, а собака прыгнула туда, да только в воду не упала, а прямо в воздухе исчезла.

Испугались тогда мужики и бросились оттуда, от греха подальше. Собака так и не вернулась больше. С той поры и стали думать, что знахарка ушла в тот мир в очередной раз, а вот выйти обратно не сумела, то ли случилось с ней там чего, то ли решила сама там остаться, то ли ещё что.

– А почему никто не поселится там, а баба?

– Да кто ж захочет селиться в таком месте? Да и говорят люди, что порой горит по ночам в той избе огонёк, может и выходит хозяйка иногда в свой дом оттуда, да мы не видим только. Может тоже иной она сделалась. Вот так-то, Катюшка. А вы туда лазить не смейте, плохое это место, не для игр.

– Да мы и не лазим, бабуля, – отозвалась Катюшка.

– Вот и славно, а теперь пойдём-ка вишню сахаром засыпать, гляди-ко, мы с тобой уже весь таз перебрали за разговорами-то, – улыбнулась баба Уля.

Катюшка поднялась с крыльца и пошла за бабушкой в избу.

– Сейчас-то уж не так нечисть балует, – начал разговор дед Семён, когда речь зашла о загадочном и неизведанном. В избе было жарко натоплено, соседка Клавдия принесла с собой вязание, и они с бабой Улей быстро-быстро, почти не глядя, работали спицами. Катя забралась с ногами на диван и гладила кота Ваську, расположившегося на её коленях, и слушая разговоры взрослых.

На каникулы всегда привозили её родители сюда, в деревню Добрянку к деду Семёну и бабушке Ульяне. Катя бы с радостью и вовсе не уезжала из Добрянки, да школы тут не было, лишь начальная, а в соседнем селе была школа до девятого класса и всё. Вот и приходилось каждый раз со слезами покидать родную избу, и бабу с дедом до следующих каникул.

– И то верно, – поддакнула Клавдия, – Нынче и люди-то уж не те, что были.

– А помните, – вдруг сказала баба Уля, – Как Анисим наш жердяя повстречал?

– Бабуля, расскажи, – попросила Катя.

Про жердяя она слышала от бабушки с дедом, живёт он по оврагам тёмным да сырым, прячется днём в зарослях или в лес уходит, а как ночь наступает, то выходит к людям – ходит по ночным деревням да в окна заглядывает. Если увидишь его, то может он с собой в лес увести или просто напугать до смерти. Сухой он весь с виду, вытянутый, словно жердь, руки-ноги тоненькие, сучковатые, сам тощий, а высотой почти с дерево.

– Лучше ты расскажи, дед, – отговорилась баба Уля, – Вы ведь вместе тогда в Алпачёвку-то ходили.

– Давно это было, – отозвался дед, и Катя замерла в сладком предвкушении от рассказа про старину и про страшное, по коже пробежал холодок, а в животе сделалось щекотно.

– Давно это было, нам тогда было лет по семнадцать, ещё и бабку твою не знал даже тогда, – обратился он к внучке, – И пошли мы как-то раз в соседнюю Алпачёвку, что от нас в трёх километрах, на вечорки. Парни там собирались, девушки, на гармошке играли, танцы устраивали, шутки-смех, молодёжь одним словом. С алпачёвскими-то мы мирно жили, мы их привечали, они нас. А то ведь, бывало, что деревня на деревню раньше дрались парни, как вот, например, с ольховскими. Ну это так, к слову, присказка.