– Почему?

– Потому что за время разговора из записной книжки мобильного телефона можно запросто скачать информацию, которая нередко дорогого стоит. У экспертов много связей среди коллекционеров. И не все коллекционеры дружат с законом. Понял?

– Как не понять… Богатые клиенты – это нам белый хлеб с маслом и паюсной икрой. Тем более те, которые нигде не светятся. Они для нас – вообще золотое дно.

– То-то… В общем, пока я пребывал в раздумьях и сомнениях – лететь домой или нет – пошел третий час ночи. Поэтому звонить по телефону, который находился в номере, я не стал. Знаю, что ты очень не любишь, когда тебя будят среди ночи… А приняв решение лететь, я уже думал только об одном – как бы купить билет на ближайший рейс.

– Вот теперь мне все ясно. Завтракать будем?

– Мне бы чего-нибудь для восстановления душевного равновесия…

– Понял, батя, понял. Я там вчера твой армянский коньяк слегка употребил… кажись, полбутылки осталось.

– Давай коньяк. И что-нибудь пожевать.

– Лимон точно есть… а также кусок сыровяленой колбасы и какие-то сухарики.

Они прошли на кухню. Николай Данилович открыл практически пустой холодильник и сказал:

– Я вижу, ты тут совсем без меня обленился. Придется мне становиться к плите, а то совсем дойдешь. За те два месяца, что я тебя не видел, ты стал тощим, как вяленая вобла.

– Так ведь работа в «поле» – это не мед, батя. Тебе ли это не знать.

– Да знаю я, знаю… Но все равно, к желудку нужно относиться бережно, с уважением. Китайцы говорят, что все болезни от желудка.

– Японцы тоже придерживаются такого же мнения.

– Вот и прислушайся к ним. Китайцы – древний народ. А японцы – мудрый. Плохого не посоветуют. Ну и как у тебя успехи?

– Лучше не спрашивай… – Глеб стал мрачнее грозовой тучи. – Дупель пусто. Если, конечно, не считать нескольких серебряных монет семнадцатого века и разной бронзовой дребедени. Боюсь, что не смогу оправдать даже затраты на экспедицию. Год получился провальным.

– А все потому, что ты перестал работать с архивами.

– Батя! Я зверею от этих архивов! Лучше на свежем воздухе десяток шурфов пробить, нежели целый день копаться в пыльных папках.

– В таком случае ты скатишься до примитивного уровня начинающих дилетантов от археологии.

Глеб тяжело вздохнул и ответил:

– Да знаю я, знаю… И все равно неохота. Тебе лимон с сахаром?

– Без разницы…

Они выпили за встречу, закусили. Николай Данилович пытливо посмотрел на мрачное лицо Глеба и спросил:

– Так все-таки, что тут у тебя стряслось? Нутром чую, что появились какие-то проблемы.

– Появились, – не стал спорить Глеб. – Но у тебя.

– Это как понимать? – удивился Тихомиров-старший.

– Сейчас все сам увидишь…

Глеб сходил в кабинет и принес фотографию.

– Вот она, проблема, – сказал он, вручая снимок отцу. – Послание…

При взгляде на фотографию лицо Николая Даниловича вдруг закаменело и покрылось бледностью.

– Не может быть… – пробормотал он чуть слышно.

– Что значит – «не может быть»? – встревоженно спросил Глеб. – Ты о чем?

– Ведьма… Точно ведьма! Это же сколько ей лет? А я не верил… – продолжал говорить сам с собой Николай Данилович, не отводя глаз от снимка.

– Батя! Очнись! – Глеб потряс отца за плечо. – Что с тобой?!

– Ничего… Со мной все в порядке… – Тихомиров-старший наконец оторвался от снимка, налил себе полную рюмку коньяка и выпил одним глотком. – Уф! Это же надо… Баба Глафира собственной персоной. Живая! Как попал к тебе этот снимок?

– Ты посмотри на обороте. Там все объяснено. Или почти все.

Николай Данилович прочитал надпись несколько раз и откинулся на спинку стула; как показалось Глебу, совсем без сил – будто снимок за считанные секунды выпил всю его энергию.