приобретают непривычный пикантный привкус
когда стремимся понять непонятное
сидя в удобном кресле перед настольной лампой
Река
Большая река выплывает из моря крови
огибает всех
затем подплывает к краю небес
в ней лениво качаются
башни и крыши церквей
точь-в-точь как татарские шапки
Пимен вздрагивает от сравнения
или от холода
всю осень стоящего в келье
откладывает перо
греет дыханием руки
река течет в бесконечность
Эльдорадо
Белые острова
рассыпанные в море
обещают эдемы
добро в чистом виде
мы тоже безоглядно
пробивались сквозь волны
к своему эльдорадо
и наконец достигли
стоим потрясенные
видом пустыни
Новое время
Все великие эпохи отдалились
в мягкой обуви
на цыпочках
чтобы не беспокоить
слабое общество
где властвуют минималисты
часто болеет
не ест предписанного супа
требует только десерт
сладки испытанные приемы
проверенные другими идеи
общество толстеет
и навсегда утрачивает мышцы
накаченные в умственных трудах
и войнах
В долине
Я не буду рассказывать страшных историй
морщить лоб
ссылаться на слова очевидцев
я сойду с высокого холма в долину
где мирно живут тени
заложники одной идеи
они слышат плеск сибирских рек
вдыхают ветер с елей
тучи носят
как нимбы на сгорбленных спинах
а когда темнеет
каждый тщательно позолачивает
светом луны
свое забытое имя
Путешествия эмигранта
Старый эмигрант Головнянский
перестал заниматься делом
и пристрастился ходить
по кругу своих воспоминаний
ранним утром он просыпался
и плыл в Житомир
где чернозем черный и жирный
а в имении все живы и здоровы
встречать его к пролетке
выбегал на ходу стаскивая шапку
ленивый Фома
за свою лень поплатившийся жизнью
дальше шло как обычно
хозяйство обед
за обедом подавали другие слуги
рюмка шартреза
книги Канта в тиши кабинета
если бы это был хотя бы Гегель
можно было избежать
такого поворота событий
но слишком хороша была цепь антиномий
и не хотелось разрушать
ее стройную архитектуру
кончилось тем что мы уже знаем
но Головнянский непоследователен в мыслях
он не хочет думать о том
долго ли имение горело
и пытался ли бежать Фома
он садится в низкое кресло
кладет на столик ноги по-американски
и попыхивая трубкой отмечает
что хорошо бы распродать пчел
потому что в этом году меда
будет и так слишком много
Головнянский чувствует першенье в горле
и внимательно следит за жужжаньем
привычно погружаясь в пепел
Вечерняя прогулка
Свет блуждал в безлюдном и безбрежном
только это не была ни тундра ни пустыня
в матовых озерах шевелились
стаи пилигримов облаков
роща отражала звук полета птиц
тени рисовали свои знаки
в сумерках в траве зазмеилась тропа
вытоптанная теми кто отрекся
и не спрашивая повела туда
где ветры выдувают содержимое
из оболочки сердца
где тела исколоты
времени ржавыми штыками
а души мечутся в поисках покоя
по застроенной прямоугольниками почве
В краю дальнем
В краю дальнем
в можжевеловых чащобах
бетонированных сотах
все гордое поникло
без надежды
без пищи
в шеломе понуканий
идет бредет некто
несет ярмо без слова
Сказание о гражданке Смирновой
Вас выдала гражданка Смирнова
сказало лицо
которому нельзя не поверить
не верить гражданке Смирновой
тоже абсолютно невозможно
потому что у гражданки Смирновой
языком правит классовая верность
для с п р а в к и
в горах в астрономии и в памяти
существуют провалы
и лицо гражданки Смирновой
теперь тоже в глубоком провале
но не в астрономии
не в памяти
не в горах
и от этого необычайно грустно
по линии потусторонних связей
иногда приходят сообщения
что гражданка Смирнова в преисподней
лижет раскаленную сковородку
Вести
По северным равнинам бродят ветры
несут запоздалые вести
настойчиво шарят по редким кустам
вдоль замерзшей реки
терпеливо роются в хмурых сугробах
но все напрасно
ни один адресат не найдется