Те, у кого стрижка не совпадала с «уставной» (а их было большинство), тут же стригли машинкой «под Котовского». Гражданскую одежду («гражданку») можно было забрать с собой и отправить домой, но в большинстве случаев новобранцы просто оставляли её тут же, чем пользовались ушлые «фильтровщики», отбирая самое модное себе на «дембель». Впрочем, что там было модное? Все старались одеть на призыв что-нибудь неброское, ношенное. Однако для отслуживших два года вдали от цивилизации «дембелей» и эта одежда казалось яркой, невиданной. В стране, после объявления гласности и демократизации общества каждый год всё менялось. Раскованнее и ярче становились люди, а мода опережала эту тенденцию на три шага!

Баня, правда, оказалось общей душевой. Перед входом стояли фельдшеры из санвзвода в белых халатах и макали в тазик с пахучей жидкостью тряпку на палке. Со стороны было похоже, что это маляры и они собираются что-то красить. Однако «красили» они нас. Следовала команда: «Поднять руки вверх!». И пахуче-жгучая тряпка елозила у нас подмышками. Затем следовала более унизительная команда: «Нагнуться!». Теперь тряпка яростно жгла около заднего прохода. И последним этапом звучало: «Повернуться лицом!» Оружие «экзекуторов» обильно смазывало волосы на лобке и в паху. «Свободен!» Тут уже вприпрыжку народ бежал в душевую, попискивая от адского жжения.

Мы набились в душевой как сельди и начали смывать с себя остатки гражданской жизни вместе с дизенфекционным снадобьем.

– Эй, Лёва, – позвал меня Саня Королёв, – дай вехотку!

– Че… чего? – недоумевая о чём идёт речь, спросил я.

Королёв уверенно показал мне на мочалку.

– А-а-а, мочалку, на! – и передал ему видавший виды банный предмет.

В общий банный слив потихоньку уплывали наши надуманные противоречия и споры «москвичей-немосквичей».

Выдали военную форму. Да не просто гимнастёрки, а настоящие камуфляжи «Берёзка» или «камки», как здесь их называли! Такая униформа стала недавно применяться в погранвойсках, хотя разработана была ещё в 1982 году. Правда вместо высоких ботинок «берцев», введённых позднее, мы ещё получали кирзовые сапоги и портянки.

Вот, где «немосквичи» были явно выше нас на голову. Про такое искусство, как быстро намотать портянку на ногу мы «москвичи» читали только в сказках, да в исторических произведениях. Урбанизм, отвыкли, забыли. И в самом деле, портянка оказалась гораздо практичнее и удобнее носков в полевых выходах и при ненастной погоде!

В здешних условиях постоянной влажности перед сном портянки наматывались на сапоги или уносились в «сушилку» на батарею. Солдат, забывший это сделать, карался не только сержантами, но и инфекцией, распространявшейся по ногам от сырости. Такая болячка называлась «розочкой». Лопнувшая мозоль, порез на ноге, с намотанной на неё влажной портянкой поражались бактериями и представляли из себя покраснение вокруг раны. И если вовремя не обратиться в санчасть с этим заболеванием, можно было попасть в госпиталь с серьёзным осложнением. Сепсис вокруг «болячки» увеличивался с геометрической прогрессией и по цвету напоминал алый цветок-розу с центром бутона в виде раны.

Мы мотали портянки, чертыхаясь про себя, не понимая, почему нельзя просто надеть носки. Впрочем, для кого-то это было делом вполне привычным.

Пыхтели рядом со мной близнецы – братья Четвёркины.

А я с загляденьем смотрел, как барнаулец Вовка Шигов буквально за секунду намотал кусок белоснежной ткани на ногу и сунул её в новенький «кирзач». У меня на это ушло четыре попытки. Пыхтел-сопел, и всё же получилось. Не так ажурно, конечно, но при ходьбе не сбилось. Вот он – первый шаг в воины!