– Зеркало прожектора при техническом обслуживании следует протирать мягкой тряпкой, ветошью предварительно намочив её специальным меловым раствором или спиртом. Протираем от центра к внешнему диаметру – вёл лекцию старшина.

При слове «спирт» спящие – «да проснулися», дремлющие взбудоражились, а бодрствовавшие загалтели.

– А какой спирт? – не поднимаю руки спросил Саня Королёв – питьевой или технический?

– Чернов встал! – Саня, улыбаясь, поднялся по команде старшины, – Спирт этиловый, но выдаётся он исключительно для технического обслуживания!

Застава загудела, предвкушая, как оный спирт, попадёт в руки начальников прожекторных станций, то есть нас. И как мы будем его усиленно тратить на «протирку» зеркал, внутренних.

– Так, застава, принимаем упор лёжа – отреагировал на нарушение дисциплины Старый – жмёмся двадцать раз!

– И раз, и два, и три … – отсчитывал незлобливо старшина. – Закончили! Садимся за парты.

Королёв, опасаясь новых санкций, теперь дисциплинированно тянул руку, чтобы спросить.

– Слушаю, Королёв? – отреагировал на его жест «учитель».

– А сколько спирта выделяется на один прожектор? – сказал Саня и сразу же заржал, как будто он уже хлебанул кружечку технической жидкости и ему стало тепло-весело.

– Не волнуйся, курсант, спирт выделяют только офицерам и сверхсрочникам, под наблюдением которых ты и будешь драить зеркало. Так что до тебя «не доедет», только подышать им и сможешь. А скорее всего, дадут тебе ведро с водой и мелом. Вот его и будешь потреблять! Для зубов – полезно!

Тут уже вся застава начала гоготать вместе со Старым, не опасаясь новых отжиманий

Чего солдат ждал больше всего? Что ему было в радость? Медаль? Увольнение? Похвала командира? Звонок по «межгороду» домой! (И такая возможность в учебке была, соединяли прям в кабинете начальника заставы, но только по причине экстренных ситуаций). Нет. Радостью для него было письмо из дома! Оно было как-то теплее, роднее, интимнее. Даже несмотря на то, что проходило проверку цензурой.

– Лёвушкин, тебе письмо! – уведомил меня дежурный по заставе «малёк» Синюшкин, раздавая парням почту. Иди, у начальника заставы оно, в кабинете.

Я очень удивился такому вручению личной почты, даже насторожился, не случилось ли чего дома неладного? За этим и постучался в кабинет.

– Разрешите, товарищ капитан? – приоткрыв дверь, обратился я к Камешкову.

– А-а-а, Лёвушкин, – снисходительно признал меня он, помахивая конвертом, уклеенным марками, в руке.

– Кто у тебя заграницей? – начал раскручивать шпионское дело капитан.

– Как кто? – удивился я. Папа, мама, сестра вот сейчас туда поехала. Я же в анкете всё указывал, да и страна-то дружественная, из соцлагеря – Социалистическая Республика Вьетнам!

– Понятно… – протянул он, – ну и чего пишут, – огорчившись, что не вывел на «чистую воду» вражеского «шпиёна», поинтересовался начальник для проформы.

– Так ещё не знаю, письмо у вас! – намекнул я.

– Ах, ну да, – будто бы забыв произнёс он. – Вот, держи! Только учти, там пакистанские марки стоят, лишнего не пиши! – застрожил Камешков.

– Есть, товарищ капитан! Разрешите идти? – мне не терпелось прочитать новости оттуда, да ещё почувствовал кончиками пальцев, что в письме есть фотографии!

– Иди, – грустно выдохнул капитан.

Я пулей выскочил из кабинета и торопливо раскрыл конверт. Он был уже явно прочитан и не раз (цензурой и начальником), но всё же это меня не расстроило, только возмутило «зачем спрашивать, если всё читал?»

Присев на кровать, представив, какой путь совершил этот конверт, прежде чем попасть в мои руки, начал я «смаковать» родной филигранный папин почерк, да рассматривать фотографии, на которые слетелось немало «охотников» с заставы полюбопытствовать. Тепло, даже чужое, ласкает сердце солдата!