Дома она оказалась к вечеру. Муж ни о чем ее не спрашивал, дочка даже и не знала, что Петя ночевал у них. Лида, сильно уставшая за день, прилегла отдохнуть. Так и заснула. Ее разбудил громкий шум в общем коридоре и гул голосов. Затем раздались удары в дверь.

Семен чертыхнулся и пошел открывать.

– Лидочка, это я, – раздалось из-за двери, – Нина, соседка. С моим ребеночком плохо, открой, пожалуйста.

Семен, не подозревая ничего плохого, распахнул дверь. В комнату ввалились люди в форме и в штатском. Мамыкин, одетый в одно исподнее, задрожал. Он прекрасно понял, что означает такой полуночный визит. Вслед за непрошеными гостями появилась буфетчица Ниночка. Еще несколько соседей заглядывали в комнату. В их глазах читались одновременно страх и торжество.

Невысокий мужчина во френче без знаков отличия произнес неприятным голосом:

– У нас есть постановление прокурора на обыск. Приступайте, – коротко отдал он приказание подручным.

Семен попытался что-то сказать, но его никто не слушал. Он так и замер посреди комнаты. Лида прижала к себе дочку. Девочку вытащили из кровати. Молодой лейтенант сбросил на пол простыню, подушку и матрас, наступил на них блестящим сапогом.

– Где скрываете секретные документы, которые намереваетесь передать врагам народа? – крикнул Семену человек во френче.

Мамыкин залепетал, что у него нет секретных документов и он не общается с врагами народа.

– Ваша жена общается, – отрезал один из военных. Он внимательно рассматривал бумаги на столе. – Вы пытаетесь нас обмануть, вот они, секретные чертежи. Вы тайно вынесли их с завода, на котором работаете.

Ниночка ахнула. Кудряшки на ее голове затряслись от негодования. Она и сосед-инвалид являлись понятыми.

– Это никакие не секретные бумаги, – задыхаясь, произнес Семен. – У меня есть разрешение на их вынос с завода, я работаю с ними дома, я ведущий инженер…

– Знаем мы, как вы работаете! – прокричал человек-френч. – Понятые, видели? Заносим в протокол: обнаружены секретные документы, представляющие стратегическую ценность для противника. Мамыкин хранил их дома с целью передачи вражеским разведкам.

Обыск длился пять часов. Давно рассвело, когда Мамыкиным объявили, что они арестованы. За эти несколько часов Семен состарился на двадцать лет. Он ни на кого не глядел, уже не сопротивлялся, только бормотал, что никогда не изменял Родине и хочет обратиться к товарищу Сталину.

– Обратишься, обратишься, – заверил его военный. – У нас каждый враг народа имеет право на обращение к вождю. Уведите арестованного.

Враг народа! Семен Мамыкин – враг народа! Весть молниеносно распространилась по общежитию. Когда Семена, наспех одетого, с узелком в руках, вели по коридору, из щелей приоткрытых дверей на него смотрели глаза жильцов. Сочувственные, негодующие, безразличные. Некоторые двери были наглухо захлопнуты, но чувствовалось, что обитатели прильнули к замочным скважинам. Трясущегося Семена затолкали в черную машину с решетками на окнах. Лида беспрестанно гладила по голове дочку. Потрясенная девочка молчала, это больше всего пугало Мамыкину. Комната была перевернута вверх дном. Производившие обыск забрали с собой документы.

– Женщину тоже взять, – коротко распорядился человек во френче и вышел. К Лиде подошли два молодых лейтенанта.

– Ну что, тетя, сама пойдешь или придется тебя вести? – с наглой улыбкой произнес один из них. – Давай, давай, топай.

– Доченька, – произнесла Лидия, – что будет с тобой? – Она обняла дочку.

– А что обычно бывает с детьми врагов народа? Раньше нужно было думать, до того, как пакостить Советской стране.