То, что не смогла заполнить, обязательно запомни:
ты сюда ещё вернёшься на всё те же десять дней.
Так устроена природа, что погода повторится.
Так устроена свобода, что тебе она тесна.
Вот тебе перо Жар-птицы, Шамаханская царица,
вот тебе твоё корыто и Москва, красным-красна.
Мироздание – такая-растакая барахольня:
всё потратила на воздух, гладиолус и грейпфрут.
Это ангелу расскажешь, как здесь любят добровольно,
как потом кричат от горя и от радости орут.
«Словно вымокшую кошку…»
Словно вымокшую кошку,
согреваю на груди
ту серебряную ложку.
Лучше бы не находил,
не терзался воровато:
совершил ли я грабёж –
этой ложке нет возврата,
и своей не назовёшь.
Я живу, простоволосый,
неухожен и небрит.
Даже в печь её не бросить:
не сгорает, а горит.
«Горькое ядрышко сентября…»
Горькое ядрышко сентября.
Августа мякоть.
Я призываю весь дождь на себя.
Чтобы заплакать.
Если по кодексу недопустим
выброс желёзный,
я буду вынужден, небо, прости,
жить несерьёзно.
Рубище пастыря, гонор шута,
ярость озимых –
из паутины со дна решета
в невыносимость.
«Нет особых времён, время – плоский и гибкий огонь…»
Нет особых времён, время – плоский и гибкий огонь,
обернувший собой ноздреватую ёмкость потери,
Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу