Дома мы нашли деревянный ящик от посылки. Накрыли крышкой вместе с бурундуком. А утром я крышку отодвинул – пусто в ящике и дырка прогрызена. Убежал бурундук под пол к мышам, а оттуда в лес на свою лиственницу.
Палец мой быстро зажил. Но я его долго ещё перевязывал. Конечно, не всякого бурундук кусал.
– Да, Вадик, – сказал я. – Тебя вот бурундук не кусал. Да и вообще не встречал я человека, укушенного бурундуком.
Вадик тут же закатал штанину и ткнул пальцем в шрам на щиколотке:
– Это видел – собачьи клыки!
– Ну, собаки-то многих кусали. Неинтересный укус.
Вадик задумался.
– Меня вот змея укусила, – вспомнил я.
– И ты жив? – недоверчиво спросил Вадик.
– Неядовитая была. Простой уж.
– Да, змеи тоже не каждого кусали, – вздохнул Вадик.
– И ёж меня укусил, – сказал я.
– Вот врёшь – ежи не кусаются! Хватит того, что колются…
– Ещё как кусаются! Хотел поглядеть, что у него во рту. Он и прихватил палец – вместо зубов такие острые пластинки. И щука меня как-то укусила. Правда, дохлая уже, – продолжал я. – Палец засунул в пасть, а вытащить не мог. У неё зубы внутрь загнуты.
– Это не очень-то считается, – сказал Вадик. – Вот меня оса раз укусила! Ох, больно!
– Подумаешь! Меня пчела укусила в язык, – ответил я. – А ещё меня кусали чёрные муравьи и рыжие муравьи.
Вадик оглядел улицу, как бы прикидывая, кто бы его мог укусить.
– Меня гусь кусал, – сказал он неуверенно.
– Здравствуйте! Гуси-то не кусаются, а щиплются.
– А петухи? – спросил Вадик с надеждой.
– Петухи клюют…
– Зато меня комары здорово кусают.
– Комары… Зато меня таракан однажды укусил!
– До крови? – Вадик поглядел на меня с уважением.
– Да что – таракан. Меня и пиявки кусали. И скорпион – чуть-чуть промахнулся.
Я быстренько стал вспоминать, кто вообще-то ещё кусается.
И тут Вадик застенчиво сказал:
– А на прошлой неделе меня Люба Черномордикова укусила.
Да, Люба это, конечно, не ёж и не бурундук, не таракан и не пиявка. Повезло Вадику! Не каждого человека кусала такая красавица, умница, отличница.
Старуха на заборе
– У нас на заборе старуха сидит, – крикнул Вадик Свечкин, и я побежал за ним.
День был тихий. Сверкало небо, и сверкал снег.
У Свечкиного дома стояли уже ребята и глядели на старуху – седые космы, нос крючком, глаза круглые, оранжевые.
Старуха гордо сидела на столбе, никого не замечая.
Казалось, она прилетела из дальних стран и будет разговаривать только с самым главным. А главным тут был, пожалуй, Вадик.
– Ты чего сидишь-то? – спросил он.
Старуха промолчала. Ей, видно, не понравился вопрос. Действительно, глуповатый! Да и тон какой-то задиристый.
Она приподняла крыло, прикрываясь от солнца, поглядела на нас и, тяжело вздохнув, снялась со столба.
Высоко не поднимаясь – прямо над своей большой чёрной тенью, – полетела к лесу.
Не получилось разговора, а ведь могла много чего рассказать.
Вадик подошёл к столбу, снял рукавицу и потрогал то место, где сидела старуха.
– Вон когтищи какие! Весь столб расковыряла.
Понятно, новый забор надо ставить.
Снежная старуха, так или иначе, а всегда сообщит что-нибудь стоящее, важное. Иначе бы и не прилетала.
У меня в груди Анюта
Вадик Свечкин очень похож на одного из первых наших космонавтов. То ли на Белку, то ли на Стрелку. Не помню точно, кто из них был лайкой. Кажется, Белка.
Особенно похож Вадик зимой – в шубе и шапке с крепко-накрепко подвязанными ушами.
Шапочные шнурки у Вадика всегда пожёванные и заледеневшие. Поэтому шапку снять не просто, как крепко закупоренный сосуд, или герметичный шлем.
На первом уроке он обыкновенно сидел в шапке и плохо слышал, дожидаясь, когда шнурки размякнут. Лицо у него в это время, будто за стеклом, особенно светлое и мечтательное. Ну, точно умненькая Белка, которая пытливо глядит из иллюминатора на Землю, не понимая, чего это такое.