Выйдя из поликлиники, он остановился, подумал и свернул за угол. Там стояла машина.

Алексей Петрович обошел ее со всех сторон и подергал двери.

Машина была заперта.

Время приближалось к полудню, и кругом ходили люди. Ощущая их приветливые взгляды, Алексей Петрович стоял рядом с машиной и не знал, куда деваться. Платье становилось нестерпимым. Брюки лежали в машине, и, если наклониться, их можно было увидеть. С каждым новым прохожим тоска прибавлялась и росла. Алексей Петрович был готов провалиться под землю, но земля не пускала.

Между тем по переулку к нему медленно приближалась лошадь.

За ней тащилась телега с угрюмым возницей на ящиках.

Алексей Петрович в который раз тяжело вздохнул и с простодушным интересом стал наблюдать эту архаичную картину.

Лошадь брела, низко опустив голову и уныло переставляя ноги. У машины она вдруг забеспокоилась, посмотрела на Алексея Петровича и заржала.

Алексей Петрович от неожиданности вздрогнул.

Возница взмахнул вожжами, лошадь сделала несколько вынужденных шагов, оглянулась и снова заржала.

И тут Алексей Петрович с каким-то странным ужасом обнаружил у нее отсутствие хвоста. Инстинктивным, неосознанным движением он снял фату и свои длинные, слегка спутанные волосы.

Лошадь взбешенно заржала и повернула телегу на тротуар. Посыпались ящики. Возница, ругаясь, соскочил с телеги и схватил лошадь под уздцы. Лошадь ржала и била копытами. Алексей Петрович с глубоким отвращением оторвал от фаты конский хвост и бросил его на землю.

Увидев это, возница оторопел, потом схватил деревянный ящик и, размахивая им, с криком бросился на Алексея Петровича.

Алексей Петрович взял с места в карьер.

Толстый, лысый, он бежал по переулку, путаясь в длинном платье, а за ним гнался возница, размахивая ящиком, и, громыхая телегой, неслась оскорбленная лошадь.

Измученный, совершенно выбившийся из сил, Семен брел по дорожке парка. В руке у него болтался портфель Алексея Петровича. У пруда он остановился и, вглядываясь в густую зелень кустов, негромко позвал:

– Леш, а Леш…

– Ну чего, – сердито отозвался Алексей Петрович.

– Я тебе брюки принес! – Семен подавил остатки смеха и болезненно схватился за грудь. – Ох, не могу больше…

– Давай сюда, – сказал Алексей Петрович, затрещал ветками и протянул из кустов руку.

Семен отдал ему портфель, с трудом отдышался и, стараясь быть серьезным, спросил:

– Ну что, узнал адрес?

– Узнал, – буркнул Алексей Петрович.

– Это хорошо, – сказал Семен и виновато добавил: – Ты уж извини меня, что так вышло… Но я не мог удержаться… Я как представил… – Он с усилием удержался от нового приступа смеха и сказал: – Ну, в общем, страшное дело. Я-то еще ничего. А у этого, из автобуса, говорят, пупок развязался.

Алексей Петрович вылез из кустов в рубашке и брюках, засунул платье в портфель и щелкнул замками.

– Меня это не волнует, – сказал он. – А вот ты… Ты меня предал. Ты издевался надо мной. Все меня предают. Все надо мной издеваются. И ты тоже. Я думал, ты хочешь мне помочь. И я тебе верил. Я делал так, как ты говорил. Ради Лизы я был готов на всё, и ты воспользовался этим. Почему ты не сказал мне, что это был хвост от лошади? Ты уже давно ведешь двойную игру. Ты специально заставляешь меня делать что-нибудь ужасное, а потом смеешься надо мной.

– Леш, да что ты…

– Да, да, – сказал Алексей Петрович. – Ты получаешь от этого удовольствие. Там, где мне тяжело, там, где мне больно, тебе весело. Ты сам заставил меня переодеться в Лизино платье и пойти к врачу, а потом сел напротив и стал смеяться надо мной, как будто только что понял, что я не женщина. Очень смешно! Необыкновенно смешно!