Волшебник, насмешник, помощник, соблазнитель, игрок, возлюбленный. Он может быть кем угодно – только под глянцевыми обложками книг, плотно заключенный в клетку строк и запятых. В реальности же он – воплощение темных сил, разрывающий ночь в клочья. Наш городок, как цветок на открытой степной ладони, доверчиво принял гостя. И едва выстоял. Я не спала, я напряженно вслушивалась в завывания, в грохот железной калитки о камень (у меня не хватило мужества заставить себя подняться и пойти ее закрыть).

Утром мало что изменилось, разве под серо-голубыми переливами морозного рассветного неба немного отступил страх. От двери до калитки идешь, с усилием проталкивая себя сквозь густой, плотный поток. Это не воздух уже, это стена. Даже порывов не чувствуется, просто надвигается на тебя неотвратимая глыба чужеродного, бездушного, жестокого.

Несложно представить себя Ван Гогом, только не оттого, что тянет писать пейзажи, а оттого, что легко сойти с ума от ветра… Возвращайся к своим просторам, принеси нам, наконец, снег и уходи! Оставь нас, мы уже поверили, что слабы и беззащитны под напором взбесившейся стихии. Мы зажжем на окне свечи. Пусть их мягкие отблески пляшут на стекле, смиряя твой буйный нрав. Мы вплетем в твои сети последние осенние цветы, им все равно уже не поднять головы. Мы отдадим тебе песни, сны, желания, только уйди!

Волнение – от слова «волна»? Какой же точный образ, как нельзя лучше передающий, что происходит внутри тебя. Где-то в области солнечного сплетения накатывают и отступают волны, от их вибрации расходятся по всему телу круги, ворочаются маленькие камушки, и сердце царапают крохотные песчинки. Отлив – и ты вроде как выдохнул, расслабился, поверил, что все миновало. Но вот пришла новая волна, и закружила, сбила с ног. Опять прерывается дыхание, и пытаешься выстоять. А внутреннее море все никак не успокоится, бурлит, набрасывается, будоражит. И только хочется верить, что когда-нибудь невидимые волны разгладятся под настойчивым влиянием здравого смысла или нежного баюканья, или торопливых увещеваний, или просто – под влиянием внешнего моря, на которое любуешься, сидя на потрепанном полосатом пледе. Все пройдет, все успокоится. Останется на песке кружево пены или причудливо витая ракушка. Последний штрих, неловкое извинение за капризы внутренней погоды.

Июльские дни похожи на нетерпеливых покупателей в магазине, где вдруг открылась вторая касса: азартно преодолевая препятствия, сбивая друг друга с ног, несутся наперегонки, чтобы первыми заявить о себе, выложив из корзинки самые яркие, привлекательные, вкусные и полезные события и впечатления. От такого ритма слегка кружится голова, и сложно сосредоточиться. Какие списки и планы? На конвейере – пестрый ворох, только успевай поворачиваться!

И лишь потом, когда все пройдет, можно будет изучить чек и осознать, какой ценой все это далось и вспомнить, от чего осталась тяжесть, а от чего – приятное послевкусие. Что сломалось, а что продолжает радовать результативностью. А пока, нацепив дежурную улыбку, повторять «приходитекнамеще», а в редкие минуты передышки лакомиться сладостями из-под прилавка, и вспоминать, что это вот все – такой роскошный подарок: изобилие, пестроцветье, интенсивность, зной и синева, мерное покачивание волн и растущий список в ежедневнике, короткие перебежки от тени к тени и планы, плавно переходящие в реалии.

Июль – щедрый покупатель, он оставит сдачу в виде золотистого загара и легкого звона в ушах, многослойных сновидений и рыжевато-голубых ракушек, которые потом, монохромным ноябрьским днем случайно выудишь из дальнего кармана сумки. И улыбнешься напоминанию о лете, когда все изменилось.