– Мы с Эдбальдом будем волочить плуг, – пояснил Эрман, – а матушка станет направлять.

Эдгар кивнул. Суглинок в здешних местах достаточно мягкий, хватит и человеческой силы. Это для глинистой почвы, как в Оутенхэме, нужны волы.

Юноша достал из-за пояса нож, опустился на колени и начал чертить линии на бревнах, чтобы Эрману и Эдбальду было проще строгать. Он, разумеется, был младшим в семье, но старшие братья ничуть не возражали. Они знали, что Эдгар намного превосходит их в ремесле, хотя никогда не говорили этого вслух.

Пока братья возились с бревнами, Эдгар взялся за лемех – лезвие на наклонной перекладине, предназначенное для подрезания почвы. Ему принесли из сарая ржавую железную лопату. Эдгар нагрел ее в очаге, а затем обточил камнем. Получилось, конечно, довольно грубо. Пожалуй, он бы справился лучше, будь у него железный молот и наковальня.

Он заточил лемех тем же камнем.

Захотелось пить, все спустились к реке и принялись черпать воду сложенными ладонями – в доме не было ни эля, ни кружек.

К тому времени, когда матушка позвала их обедать, оставалось лишь соединить части плуга деревянными колышками.

На обед был копченый угорь с диким луком и лепешками. Рот Эдгара наполнился слюной так сильно, что юноша вдруг ощутил резкую боль в челюсти.

Квенбург что-то прошептала на ухо Эрману. Матушка нахмурилась – шептаться в присутствии других считалось дурным тоном, – но промолчала.

Когда Эдгар потянулся за третьим куском хлеба, Эрман не выдержал:

– Ты бы поменьше налегал, братец.

– Я голоден!

– У нас не так уж много еды.

Эдгар возмутился:

– Я потратил день отдыха, чтобы помочь тебе сделать плуг, а ты жалеешь для меня куска хлеба?!

Ссора вспыхнула мгновенно, как всегда случалось.

– Ты нас объешь, а мы без крова останемся по твоей милости! – бросил Эрман.

– Вчера я не ужинал, а с утра мне дали крохотную миску каши. Естественно, я не наелся.

– Мне-то что с того?

– Тогда не проси меня больше о помощи, неблагодарная тварь!

– Плуг почти готов. Вали обратно в таверну, не то к обеду опоздаешь.

– Там одни крохи опять будут.

Эдбальд всегда был спокойнее Эрмана.

– Понимаешь, Эдгар, – проговорил он, – Квенбург в тягости, ей нужно больше еды.

Эдгар заметил промелькнувшую на лице Квенбург ухмылку, и это рассердило его пуще прежнего.

– Так ешь меньше сам, Эдбальд, и не попрекай меня. Это ведь не от меня она понесла. – Он помолчал и тихо прибавил: – Слава Всевышнему.

Эрман, Эдбальд и Квенбург завопили одновременно. Матушка хлопнула в ладоши, и все притихли.

– Поясни-ка, Эдгар, что значит, что в таверне мало еды? Уж Дренг может себе позволить питаться обильно.

– Дренг человек богатый, но подлый.

– Тебя накормили завтраком.

– Ага, малюсенькая миска каши. Ему с ветчиной, а всем остальным – шиш.

– А вчера вечером ты ужинал?

– Нет. Я вернулся из Оутенхэма поздно вечером. Дренг сказал, что еды не осталось.

Матушка нахмурилась.

– Ешь сколько захочешь, сынок. А вы трое впредь запомните крепко-накрепко, что своих я всегда накормлю в своем доме.

Эдгар доел третий кусок хлеба.

Эрман угрюмо молчал, но Эдбальд осмелился спросить:

– Как часто нам придется кормить Эдгара, если Дренг его голодом морит?

– Нечасто, – заверила матушка. – С Дренгом я разберусь.

Остаток дня Эдгар гадал, как матушка выполнит свою угрозу разобраться с Дренгом. Да, она женщина находчивая и отважная, но Дренг – человек могущественный. Эдгар не боялся драки с ним – Дренг колотил женщин, а не мужчин, – но этот стервец помыкал всеми в своем доме, был мужем Лив и Этель, хозяином Блод и нанимателем Эдгара. По влиянию в маленькой деревушке он уступал только своему брату-настоятелю, то есть, по сути, мог творить почти все, что взбредет ему на ум. Ссориться с таким человеком было бы неразумно.