Юрий Лифшиц Вдвоем с моим мармотом… Юмористические стихи, рассказы. Пародии читать онлайн страница 2
на синей сфере небосклона
и тут же рухнуть напропад
в живые строфы окторона>3;
а ввечеру, уняв бедлам
непрошенных телепосланцев,
внимать заоблачным мирам
потомка доблестных шотландцев>4;
а на ночь, перед самым сном,
укрывшись пледом потеплее,
себя баюкать миражом
усталого полуеврея>5.

Комментарии


1. В. А. Жуковский. Его матушкой была пленная турчанка Сальха, подаренная его батюшке А. И. Бунину. Василия Андреевича, ставшего плодом этой незаконной связи, по просьбе Бунина, усыновил живший в имении бедный белорусский дворянин А. Г. Жуковский.

2. П. А. Вяземский. Его матушкой была ирландка Дженни О’Рейли, на которой женился его батюшка А. И. Вяземский. Для Д. О’Рейли это был третий брак.

3. А. С. Пушкин. Его прапрадедом. был «арап Петра великого» эфиоп Ганнибал. Александр Сергеевич был эфиопом (негром) на 1/8 часть (октороном).

4. М. Ю. Лермонтов. Его предком былпоручик польской армии шотландец Георг (Джордж) Лермонт (ок. 1596—1633), взятый в плен русскими при захвате крепости Белая. После чего Г. Лермонт поступил на службу к царю Михаилу Фёдоровичу. Михаил Юрьевич знал об этом, но ему нравилось считать себя потомком полумифического шотландского барда Томаса Лермонта. В 2007 году одна британская организация пригласила потомков Лермонта и Лермонтовых пройти экспертизу по ДНК, дабы определить достоверность родства. Чем закончилось сия затея, мне неизвестно.

5. А. А. Фет. Его батюшкой был Иоганн-Петер-Карл-Вильгельм Фет (Фёт); матушкой – Шарлотта-Елизавета Беккер. Воспитывал Фета его отчим А. Н. Шеншин. По слухам, Афанасий Афанасьевич имел еврейские корни, весьма тяготился своим происхождением, а бумагу, раскрывающую все тайны, велел похоронить вместе с собой.

Читая Чехова

Улица в ночи, фонарь, аптека,
сказывают эпос гусляры,
и поют для австралопитека
дядя Ваня, чайка, три сестры.
Если ж рухнет мир, то для начала,
сны твои лелея, зашумят
шневый сад, медведь.
чайка, три сестры, вишневый сад.
А когда придет Галилеянин,
чтобы, не гадая, умереть,
вознесутся на аэроплане
три сестры, вишневый сад, медведь.

155 сонет Шекспира

Галмите тех, кто галмится в глине,
кто любокрынь ломотит скролыма,
кто не брюхонит бряку в прохыдне,
кто не блокатит оболня с бульма,
кто не разбондит судорный тындях,
кто неокрынный вычмит обельдок,
кто не обаймит чуморный впутьмах,
но искандербит дракство на чудок.
И я болгастый пристеню обстень,
чтобы награнить нугренный колбаст
и чтоб надрыгать шмудрый опупень,
когда нашкугрит одрый шкурдопласт.
      Галмите тех… но гламкостная брядь
      мне скролымя ломотит любокрядь.

Этюды с выставки

Художникам Энска посвящается…

Этюд, этюд, еще этюд,
еще этюд – и вот
Шурум Буруев (город Энск)
рисует натюрморт.
Меня на выставку зовут,
вот я туда пришел:
везде этюд, сплошной этюд —
и мне нехорошо.
И думал Буруев, натю́рморт пиша:
этюд обалденный, и жизнь хороша!
Этюды сплошь – едва дышу,
шизеют землячки,
по экспозиции брожу,
пытаюсь снять очки.
Неправда, что на перевод
я силы берегу,
но восьмисотый натюрморт
я видеть не могу.
Но думал Буруев, мне зренье круша:
этюд офигенный, и жизнь хороша!
На выставке аплодисмент,
поют этюдам гимн,
Буруев шествует ко мне
за мнением моим.
Мне не уйти – он парень свой,
знакомы мы давно.
И как тут скажешь – Боже мой! —
что натюрморт… неплох.
И молвит Буруев, мне в ухо дыша:
этюд распрекрасный, и жизнь хороша!
Он говорит – упрямый, черт! —
Я вижу: быть беде.
Скажи им всем, что натюрморт
великий и т. д.
Вот он подвел меня к стене,
шампанского налил,
предоставляя слово мне,
чтоб я его хвалил.
И я распинался, мозгами шурша:
этюд гениальный, и жизнь хороша!

«Когда поднимутся нанайцы…»

Когда поднимутся нанайцы,