Третий удар будто достал до её позвоночника, она зафыркала и стала захлёбываться кровью и слюной – брызги полетели у неё изо рта. Этот ублюдок всё ещё зажимал ей рот.

– Тише, тётенька, – повторил он в третий раз и стащил её с кресла на пол. Она грохнулась со стуком мешка с глиной, продолжая долбиться в конвульсиях. Фырканье сменилось протяжными хрипами. Однако почти всё было кончено: она уже уставилась незрячими глазами куда-то в потолок.

И дверь резко распахнулась. Из кабинета выглянула Светлана Алексеевна.

– Женечка, что тут у тебя…

Слова застряли у неё комком в горле. Большим таким колючим комком.

– Тьфу ты, весь перемазался, – сообщил псих ей с удовлетворением. Его руки были по локоть в крови буквальном смысле, как и почерневшая джинсовая куртка, как и штаны, как и старые пошарпанные кроссовки. – Это только в фильмах так бывает. Раз – и всё. А вот в жизни…

Светлана Алексеевна резко захлопнула свою дверь и закрыла её на круглую щеколду. Рванулась к столу – за ключом. Схватила свою дорогущую кожаную сумочку, подкинула её над столом – посыпались внутренние принадлежности: помада, тушь, ключи от машины с брелоком, украшенным розовым плюшевым сердечком, телефон… Ключей от этого кабинета не было. Они остались у Евгении Александровны. Она замерла, слушая тяжеленные удары сердца в голове, нервно перекачивающего кровь.

В дверь сухо постучали, отчего она подпрыгнула на месте.

– Светлана Алексеевна, солнышко моё, – сказал псих на той стороне. – Откройте дверку, мне очень нужна ваша помощь… Мне нужен доктор! Срочно! Пожалуйста!

Дрожь била её с головы до ног. Её пугал этот псих с ножом, конечно. Но ещё больше её пугало то, что он явно предвкушал издевательства. Он глумился, а не искал помощи…

……….

.

Она нежилась на волосатой и крепкой груди у своего любимого. Сегодня понедельник, а значит, надо вставать на работу. День выдавался солнечным, и лучи солнца с усилием прорывались сквозь серую занавесь в их спальню.

– Если хочешь, не ходи на работу, – сказал он, будто был её начальником. В какой-то степени, это так и было. Голос у него был глубокий и бархатистый, в этом голосе чувствовалась абсолютная власть и абсолютная уверенность в своей абсолютной власти.

– Я бы рада была, – ответила Светлана и начала подниматься с кровати. Её шёлковая ночнушка беспокойно зашуршала. – Но сегодня придут Садовские…

– А, этот жирный хрен, – с презрением отозвался её любимый.

– Почему ты его так не любишь? – удивлённо спросила его любимая. – Он, конечно, ещё тот абьюзер и газлайтер, но я не знала…

– Я почти уверен, что регулярные заходы Гондянского – его работа, – процедил её любимый и тоже сел на кровати. Со спины он был похож на медведя – мощная, поросшая чёрной щетиной, спина.

Гондянский был пожарным инспектором, любящим ходить по клубам и торговым центрам. Но ходил он не просто так. Он всё выуживал и выуживал себе регулярные прибавки к зарплате, пожарная безопасность волновала его меньше всего. И каждый раз он находил по одному нарушению, чтобы растянуть удовольствие, как ребёнок, который отламывает по плиточке от шоколадки, хотя хочет запихнуть в рот её всю целиком.

– Не повезло человеку с фамилией, – заметила Светлана и тихонько рассмеялась. – Гоголевский прям дядька…

– Какой?! – неожиданно свирепо спросил её медведь и обернулся. Стоял ещё полумрак, рассеивающийся с каждой минутой. Солнце неугомонно поднималось всё выше.

– Я хочу сказать, что не просто же так он приходит, – заметила Светлана и придвинулась к своему гигантскому любимчику, осторожно переступая коленями по кровати, на которой ещё виднелись следы ночных развлечений.