Как выяснилось позже, Дирк следовал этим заповедям неукоснительно. На полях стояли гранитные стелы с высеченными рунами – каждая была аккуратно покрыта жертвенной кровью в дни равноденствий. А в углу амбара висел холщовый мешок с костями лесных стражей – их неестественно белый цвет и странная форма отпугивали грызунов лучше дюжины котов.

Я погрузилась в чтение так глубоко, что не заметила, как солнечные пятна на полу сменились лунными бликами. Простые, ясные объяснения, подробные иллюстрации и практические советы завораживали. Я могла бы провести здесь дни напролет, изучая каждую деталь этих древних знаний. Когда часы в башне пробили восемь, я лишь машинально потерла затекшую шею – обед давно прошел, а ужин… Что ужин, когда на кону столько удивительных открытий!

Внезапный скрип дубовой двери вырвал меня из мира магической агрономии. Дверь читального уголка бесшумно приоткрылась, и в проеме показалась служанка Лира – та самая, что всегда краснела, когда я на нее смотрела. Она совершила низкий поклон, и ее тонкие пальцы нервно перебирали край передника.

– Госпожа, – прошептала она, опуская глаза, – к вам прибыли ваши родители. Они ожидают в голубой гостиной.

Я вздрогнула, будто очнувшись ото сна. В голове мелькнула мысль – неделю назад мы расстались в самых лучших отношениях, и матушка клятвенно заверяла, что едет к моей старшей сестре в дальние владения. Три дня пути в одну сторону, не меньше. Что за чертовщина?

С сожалением я провела ладонью по бархатистой обложке трактата, оставляя книгу раскрытой на странице с рецептом лунного удобрения. Мягко хлопнув крышкой, я поднялась с кресла, ощущая, как затекшие ноги пронзают иголки. Солнечные лучи уже сменились вечерними сумерками, а я и не заметила, как пролетел день.

Поправив складки платья и встряхнув головой, чтобы окончательно вернуться в реальность, я направилась к выходу. Мои шаги эхом отдавались в тишине библиотеки, а за спиной оставались горы бесценных знаний, которые придется отложить до лучших времен.

Отношения Арисы с родителями напоминали хрупкое перемирие между враждующими сторонами. Леди Марта, ее мать, всегда появлялась в платьях с костяными пластинами в корсете, так туго зашнурованных, что казалось – она дышит только наполовину. Ее высокие воротники, унизанные жемчужинами размером с горошину, подпирали подбородок, придавая виду неестественную строгость. На пальцах – фамильные перстни с геральдическими символами, которые звенели при каждом движении. Веер из страусиных перьев в ее руках хлопал, как крылья пойманной птицы.

Лорд Элрик, отец Арисы, напоминал старую гравюру – его выцветший камзол когда-то блистал золотым шитьем, а теперь лишь тускло поблескивал на сгибах. Седая борода, подстриженная клинышком, скрывала шрам, тянущийся от левой скулы до подбородка – напоминание о дуэли молодости. Его львиноголовая трость с выщербленными зубами зверя отбивала нервную дробь по паркету.

Их карета – массивная, с потускневшей позолотой – всегда вкатывалась во двор с грохотом, будто возвещая начало осады. Три серебряных волка на дверцах скалились в алом поле. Кучер в потертой ливрее гнал лошадей так, что пена летела с их морд.

Марта врывалась в холл, словно ураган, размахивая пачкой писем с печатями "несчастных родственников". Ее голос, резкий и высокий, резал воздух:

– Дочь! Ты даже не представляешь, что творят эти негодяи с нашим именем!

Они требовали от Арисы того, чего сами никогда не придерживались – слепого послушания, смирения и покорности. Каждый визит превращался в битву – первые две встречи после моего "пробуждения" в этом мире заканчивались хлопаньем дверей и разбитой посудой, третья прошла относительно мирно. Четвертая, судя по учащенному стуку трости лорда Элрика в прихожей, обещала быть не лучше первых двух. Ни одна из сторон не собиралась отступать.