.

Максимов слышал про эту выходку Нольмана.

– Вы смелый человек, Иван Артурович. Именно Костина своими действиями в Ровно провалила сеть. Резидент полковник Одинцов вел тонкую игру с ОУН9, а она сорвала все его планы. Теперь никаких контактов нет! И, наверное, уже не будет. Одинцов написал рапорт на Костину, и одна уже была бы арестована. Но вмешались вы, старший майор! И после такого вмешательства вы остались на своей должности и в своем звании. Это о многом говорит.

– Но я не хотел бы просить Лаврентия Павловича о скобяной лавке. Ведь у меня пока нет результата! А старые «индульгенции» я уже исчерпал, Владимир Иванович.

– Хорошо! Я сделаю это, Иван Артурович. Но что по поводу Костиной?

– Она работает под моим началом, товарищ комиссар.

– И какова эффективность этой работы?

– Лейтенант госбезопасности Костина отличный сотрудник, за это могу поручиться.

– Пусть будет так, товарищ Нольман. Но я против оправки Костиной на задание в Харьков. Пусть работает в Москве.

– Я не думал её никуда отправлять, товарищ комиссар. «Тося» останется в моем отделе в Москве. Мне нужен аналитик, Владимир Иванович.

– Она как раз показала себя плохим аналитиком в Ровно.

– Но там дело касалось высокой политики. У нас все проще.

– После того как архив попадет в Харьков мне нужно знать о каждом вашем шаге, Иван Артурович. И это совсем не от недоверия к вам. Меня станут спрашивать наверху!

– Я буду докладывать ежедневно, Владимир Иванович.

– И никакой самодеятельности!

– Этого я и сам не переношу, товарищ комиссар. Но в деле агентурной разведки агент может попасть в такую ситуацию, когда ему самому придется принимать решения…

***

Когда Нольман ушел, Максимов позвонил начальнику 2-го отдела10 НКВД СССР Судоплатову.

– Павел Анатолиевич, Максимов у аппарата.

– Что у вас, Владимир Иванович?

– У меня прежний вопрос о людях, Павел Анатолиевич.

– Говорите!

– Использование немецкой агентурой поддельных документов в текущем 1942 году приобрело грандиозный размах. Абвер решил эту проблему. За основу для этой «продукции» они берут оригиналы захваченных ими документов у наших пленных. Недавно нашей командой был взят агент 107-й группы Абвера.

– И что?

– Он сообщил, что эта абвергруппа ведет широкую диверсионную и разведывательную работу против нашего Брянского и Западного фронтов. И у них есть резерв больше 40 гербовых печатей, свыше 100 печатей стрелковых полков, 11 печатей армейских госпиталей. У меня в подчинении нет опытных сотрудников в достаточном количестве! Мне нужны граверы.

– Вам выделили специалистов, насколько я знаю, товарищ Максимов. Это верные и преданные делу партии люди. Многократно проверенные.

– Да, у меня появилось двое граверов, но результатами их работы я недоволен. Да и разве дело только в граверах? Мне нужны аналитики.

– А Нольман не аналитик разве?

– Он аналитик каких мало! Но у Нольмана особая группа. И он занимается Рунсдорфом. Нольман лично отстоял себе помощницу – лейтенанта Костину, с которой работал ранее. Она не была отстранена от работы в НКГБ, или даже понижена в звании. Но и у меня нет людей. Что могут эти молодые сотрудники? У них нет никакого опыта! Пусть они хоть десять раз преданные партии люди. Но они не знают, как работать!

– Ближе к делу, товарищ Максимов!

Комиссар госбезопасности сказал:

– У нас в лагерях сидят сотрудники, которых я знал в 30-е годы. И они, я уверен, готовы приступить к работе. Они хотят помочь Родине в этот тяжелый час, Павел Анатолиевич. Я уже подавал вам список сотрудников, которых я бы хотел видеть в своем отделе! Простите за резкость и прямоту, Павел Анатолиевич.