Да, мясо знает про неё. Поэтому и запах страха всё сильнее, поэтому и пятится назад всё быстрее. Ну уж нет, из этих нор ещё никто не уходил живым!

Жадность и азарт охватили зверя. Лапы сами подбросили тяжёлый круп. Короткими, но стремительными скачками крыса настигала Альку, а тот, обдирая в кровь бока и локти, трепыхался между узкими стенами. В его изменённом зрении крыса выглядела омерзительным, леденящим душу пучком мышц и вен. Взгляд зверя игнорировал шкуру и кожу, но острые выпирающие вперёд зубы грызуна показывал во всех деталях. Когда резцы готовы были вцепиться в ногу, Алька изо всех сил лягнул их, судорожно рванулся и вылетел пробкой из каменного шкуродера, оставив монстру только правый ботинок.

Крысу узкими норами было не удивить. Когда-то она, поголодав, легко могла протиснуться в бутылочное горлышко. Сейчас габариты не те, но вытянуться струной по-прежнему умеет. Алька обернулся на бегу, увидел, с какой ловкостью огромное животное движется там, где сам он едва не застрял. Пискнув от ужаса, бросился бежать, не разбирая дороги и полагаясь лишь на удачу.

Крыса не могла, не желала упустить добычу. Она уже ощутила вкус, уже захлебывалась слюной в предвкушении. Ещё два движения короткими лапами, ещё усилие, ободравшее немного шерсти на бёдрах, и можно скакать во всю прыть.

Она настигла Альку только у самого выхода. Даже не видя земли, не разбирая дороги и в одном ботинке он, вдохновленный смертельным страхом, показал скорость бывалого спринтера. Минуя ямы и боковые ходы, Алька добежал почти до самого конца, и только тут, слыша почти над самым ухом писк убийцы, совершил ошибку.

Крыса знала про короткий тупиковый отводок. Да что там, с год назад она сама, загнав в этот тупик одну из последних своих сестёр, оценила возможности ловушки, расширила и удлинила её. И с тех пор неоднократно пользовалась как местом для засады или как комнатой для убийства.

Чтобы покинуть крысиную нору, требовалось здесь и только здесь свернуть с основной дороги почти под прямым углом. Бегущие в панике жертвы всегда и пропускали нужное место и углублялись сюда, в каменный мешок, место последнего вздоха и последнего крика.

Алька увидел преграду за пару шагов, не сумел притормозить и врезался в стену, аж дух вышибло. Крыса остановилась – теперь можно не торопиться. Она напрягла лапы, пригнулся морду к земле, готовясь к последнему победному прыжку… И умерла.

* * *

Очнулся он опять в полной темноте.

Кое-как сориентировавшись на слабый свет от входа, с головы до ног перепачканный своей и крысиной кровью, Алька выполз из норы.

На костре крутился вертел и пахло едой. Живот свело. С одной стороны, от пустоты внутри, от целой недели голода. С другой – от омерзения и понимания, что именно жарится на неестественном зеленоватом огне.

– Ты что, будешь это есть?

– А ты что, не будешь что ли?

Алька брезгливо поморщился.

– Дед Яков их ел. И шкурки дубил, и поделки из черепов делал. Но он был сумасшедший. Он ненавидел крыс и истреблял, словно это цель всей его жизни.

– А ты, значит, брезгуешь.

– В нашем доме всегда был запас более приятных на вид и на вкус продуктов. Да и поохотиться можно было на любую другую дичь.

– Здесь, как видишь, – дьявол развёл руками, – другой нет. Эта бестия сожрала всё, что шевелится. В последнее время с голодухи повадилась таскать овец у поселенцев. Ишь, как отожралась!

Алька присел, чтобы не так кружилась голова.

– Как ты её прикончил?

– Тебе в подробностях? Проткнул насквозь ударом руки, сломал хребет, ухватил пальцами…

– Не-не-не, избавь от таких деталей! Как ты подобраться к ней сумел? Я думал, у неё чутьё на опасность.