Но, как оказалось, сегодня можно было не приводить «покойницу» в благопристойный для прощания вид и без угрызений совести опаздывать, хоть десять раз курсируя мимо ошарашенного охранника на вход и выход, потому что ледокол «Разумовский» в фойе так и не появился.

День прошёл по заезженному сценарию: селекторное совещание по итогам недели, взбучка от главбуха за не вовремя сданные отчёты, бесконечные цифры, сводки и попытки разгадать, куда же исчез мой персональный мучитель. Пара минуток на безмятежные сплетни с коллегами и…

О, обед – моя единственная отрада в серых бухгалтерских буднях, во время которого под размеренное жевание макарон с сосиской я придумала пару новых эпизодов для книги.

А дальше – снова цифры и сводки, и странное недоумение от загадочного исчезновения начальника службы безопасности.

И вот уже пять вечера, и я свободна до понедельника.

Прощай, скучная бухгалтерия!

Здравствуй, мой фэнтезийный мир!

Спускаясь в лифте, я с тайной надеждой мечтала о встрече с прототипом своего антигероя. Даже на всякий случай сунула в сумочку карандаш и ластик – не потому что собиралась воровать, конечно. В понедельник верну. Но если Разумовский – моя муза, то мне срочно нужна была дозарядка на все выходные.

Но надеждам не суждено было сбыться.

Фойе всё так же зияло отсутствием РГС – ручной гранаты самонаводящейся (он же Режимный Грозный Смотритель, он же Раздражающий Грозный Страж и далее по списку).

Ну вот…

Ни тебе холодного пристального взгляда, ни язвительных комментариев, ни привычного громобойного: «Сумку!»

– Предатель, – пробормотала я, выходя на улицу.

На улице было не ах. Холодный ветер прожигал насквозь, и ещё, кажется, на все выходные грозил зарядить мелкий противный дождик.

Вошедший в последнее время в привычку недосып не улучшал настроение и начинал пробивать на странные эмоции.

– Вот ты ж гад… редкостный, – сказала, подняв лицо к затянутому свинцовыми тучами небу. Вот только к небу моя фраза никакого отношения не имела, а касалась кое-кого другого.

Я шмыгнула носом и, пока шла к остановке, напряжённо размышляла.

Разумовский на моей памяти вообще ни разу не брал отгулы, не болел и иногда казалось, вообще был не человеком, а неутомимой машиной, питающейся исключительно моими мучениями.

А тут исчез.

Без предупреждений.

Без прощальных фраз.

Без унизительного шмона на предмет «понабрала ли я ещё ручек в закрома».

Может, он весь день спокойно сидит в своём кабинете, а я действительно переоценила его страсть к бюрократическому террору?

Я нахмурилась и плотнее закуталась в тонкую куртку. Что-то было не так.

В груди не жгло от злости, в мыслях не пульсировало обиженное «да кто он вообще такой?!», не было привычного выброса адреналина от словесной перепалки в фойе и поединка взглядами насмерть. Я не закатывала глаза, не вспыхивала, не фыркала раздражённо и не уходила, пыхча от негодования как выкипающий чайник.

И это было… странно.

Стоп.

Мне что, этого не хватало?

Я ускорила шаг. Нет, бред. Просто привычка. Как зубная боль: сначала она тебя долго мучает, а когда проходит, первое время ощущается слишком резкая пустота, будто её даже не хватает.

Я вдруг подумала, что именно благодаря Разумовскому я хоть как-то просыпалась по утрам. И даже почти никогда не опаздывала. Он действовал на меня как чашка крепкого кофе – бодрил, бесил, но зато помогал сбросить весь накопленный за день негатив.

Сев в подошедший автобус, я достала из сумочки злополучный карандаш и начала машинально крутить его в пальцах. Неужели все выходные придётся работать без вдохновения?

Эх, куда же ты запропастился, мой кареглазый архимаг?