– А ты кто, композитор?

– Я? Маленькая скрипочка в большом оркестре. Не, скорее струнка чьей-то скрипки. Всэ цэ для великого спектакля.

– Но у тебя… У нас же дети! – Его руки невольно обмякли и снова стали скользить по черным волнистым волосам.

– Ты предлагаешь ходить по помойкам? Я хочу тоже стать если не богатой, то хотя бы обеспеченной и независимой, чтобы не заглядывать в кошелек перед походом в АТБ или «Сильпо». Я просто хочу нормально жить, не нуждаться в вещах первой необходимости, хочу дать нашим детям нормальное образование, хочу дать им стабильность в будущем. Я же не претендую на яхту у лазурных берегов, хотя… А что до червоно-черных, так они вже давно сидят и в Раде, и на местах…

Алексей глубоко вздохнул, снова обмяк и потянулся к жене. От Оксаны исходило какое-то влекущее, приятное тепло, и в то же время чувствовалась уверенность и правота ее рассуждений.

– Якщо не можешь зминыты обставыны, то змини свое ставлэння до них.

– Чего… – Он попытался понять и поддержать диалог.

Оксана плавно встала и присела на спинку кресла, свесив свои ноги на него. Руки Алексея невольно обхватили талию Оксаны.

– Если не можешь изменить обстоятельства, то…

– Ты о чем? – переспросил Алексей.

– О чем? О том, что все покупается и все… ну, почти все… И все продается. Даже русскую школу, в которую устроили Федора, как ты хотел, и за ту пришлось платить. Ты же хочешь, чтобы у нас и у наших детей все было хорошо? Скажи, ну что мы можем изменить в этой ситуации? Я не умею хорошо печь пирожки, не представляю, как открыть кафе, я не умею что-то продавать, я не способна заниматься бизнесом, так же как и ты… Когда нужны были заказы нищим корейцам или богатым иранцам – тебе платили, а когда заказы кончились, то и… Пойми, я же тебя понимаю как никто другой, и я пытаюсь помочь тебе во всем. Я гуманитарка. Мне делают заказ – я исполняю. Деньги – товар, товар – деньги. Разве ты этого не проходил в универе?

– Нет, мне бы сидеть спокойно и делать свои расчеты, писать программы, организовать бы группу спецов-айтишников…

Правая рука Алексея уверенно обхватывала талию жены, ее упругие ягодицы, потом его руки нырнули под брюки. Жена не противилась, а, наоборот, приблизилась к нему всем телом. Почему-то под брюками трусов не было, или ему так показалось. Изгибая свою талию, она тянулась к нему, чувствовалось, что ей эта игра нравилась не меньше, чем ему.

– А куда эта толпа факельщиков собирается идти?

– Не знаю. А мне… Да, плевать мне на них всех, да хоть к черту! В центр, наверно…

– Заразы народ будить будут своими криками!

– Так они ж не работают, им то чего? Вирнише воны дийсно працюють.

– Им тоже заплатили?

– Нет, всем платить дорого. Толпу принято дурачить. Но кое-кому платят, и хорошо платят.

– Так, может, и меня устроишь? – Его левая рука стала ощупывать женские груди.

– Куда тебе, инженеру, физику-электронщику, идти к… оборванцам? Там в лучшем случае студенты-недоучки…

Он попытался ухватить губами через тонкую ткань блузки женскую грудь, но почувствовал, что жена без бюстгальтера. Она чуть слышно захихикала. «Когда она успела все это снять из-под верхней одежды, и трусы, и бюст? – мелькнуло у Алексея в голове. – Может, я и правда крепко заснул?»

– А… когда… – попытался он что-то спросить Оксану, и противясь, и одновременно стремясь к ней.

– Нью Зи! Ты помнишь? Ты хоть помнишь мечту своей юности?!

Оксана как-то мягко повернулась к нему в кресле и уселась ему прямо на промежность, свесив ноги с ручек кресла, обнимая его и придавливая его лицо своими грудями. Она в одно мгновение скинула с себя блузку. В это время из детской комнаты раздался крик. Максим громко закричал во сне. Они оба побежали в детскую комнату. Оксана бежала, по пути натягивая на себя блузку.