– Чувствуешь, как у него стучит в груди? – Спрашивала она. – Держи, держи, а когда перестанет стучать, то позови. – Спокойным голосом говорила она, а потом сама уходила заниматься по хозяйству и с другими детьми. Матери дома почти никогда не было, она много время проводила на работе.

Тем летом и осенью всем казалось, что напряжение идет откуда-то с запада, оттуда, где зарождаются грозовые тучи с холодными ливнями. Тогда, грозовые раскаты того лета звучали предвестниками больших бед и тревог. Однако в ноябре, после того как земля плотно покрылась снегом, все почувствовали, что основное напряжение идет с юга. Вначале это были непонятные, еле слышимые звуки, но к концу ноября непонятный вначале шум превратился в пугающий грохот. Где-то там, совсем недалеко, километрах в десяти – пятнадцати южнее нашего села стояла линия. Ломаная линия фронта с ее невидимыми никому и не ведомыми изломами и завитками сотрясала землю вокруг.

В начале осени, мать с бабушкой решили собирать какие-то вещи на случай эвакуации, но события развивались стремительно, и к ноябрю всем стало ясно, что бежать было просто некуда. Немец упорно пробивался откуда-то с юга, в сторону Рязани, на северо-восток и на север, в обход Москвы. С начала войны нашу Коломну немец ни разу не бомбил, говорили, что кто-то из родственников бывших немецких хозяев Коломзавода просили Гитлера не бомбить их бывший завод и город. Скорее всего, это были просто разговоры, – немцу нужны были коммуникации, чтобы с тыла идти на столицу. Соседние Озеры и особенно Каширу немец начал бомбить еще в конце октября. Эхо взрывавшихся бомб разносилось по округе быстрее любых новостей, но в начале декабря началось активное противостояние. Линия фронта встала. Потом она задрожала. Вначале непонятный шум превратился в раскаты взрывов. Днем и ночью гремела непрерывная канонада. Долгими зимними вечерами вся южная половина неба озарялась то яркими, то тусклыми всполохами, сопровождавшимися грохотом. Потом, постепенно к Новому году все стихло. В людях затеплилась надежда на то, что после того как мы вытерпим, выстоим, придет и победа над врагом, а с ней мир и спокойствие на нашу землю.

В конце января мама родила нашу младшую сестренку. Жизнь, несмотря на смертельные угрозы продолжалась. В конце зимы и весной, когда линию фронта наши отодвинули далеко на запад, на лицах людей стали появляться редкие улыбки. Я хорошо запомнила весну наступившего года. Ока разливается у нас всегда широко до изгороди нашего огорода. Мы с бабушкой спустились к окопам, которые рыли около нашего огорода военные строители, узбеки в начале осени. Начался ледоход. Красивое это зрелище, когда Ока широко разливается на километр – полтора от высокого лесистого берега на той стороне до нашей изгороди, до окопов. Под водой и льдом остаются широкие заливные луга и поля, большие и маленькие озера, вербы, растущие вдоль озер. Все водное пространство от берега до берега оказывается покрытым гигантской движущейся массой снега и льда. Все приходит в движение. Так было всегда, – и раньше, и потом, но только не так, как тогда – весной сорок второго. Тогда, на льдинах плыли трупы, трупы наших солдат. Многие с забинтованными головами и руками. Бинты почти на всех трупах были окрашены темно-красным, коричневым. Несколько раз видели проплывавшие окровавленные трупы лошадей. На следующий день я спустилась к реке с мамой. Она держала на руках нашу маленькую сестренку. Бабушка осталась в доме с остальными детьми. Мы стояли с мамой на пригорке, между окопов и смотрели на ледоход, я почувствовала ее руку на своем плече. Моя мать такая неразговорчивая со своими детьми, вдруг заговорила: