В их спальне все напоминало о Ники. Правда, кто-то убрал всю его одежду в шкаф, но, распахнув его, Даша тут же увидела вещи погибшего мужа и немедленно тихо расплакалась – от неожиданности, наверное. Взяв рубашку, она зарылась в нее лицом. Рубашка пахла Ники – его одеколоном, видимо, ее не успели засунуть в стиральную машину. Даша попыталась представить себе, что сейчас он войдет и обнимет ее за плечи. Прислушалась. Но только коротко взлаивал Этот, гоняясь за Федором, на кухне гремели сковородки, а отсутствие Николая ощущалось просто-таки физически. Даша скомкала рубашку, зашвырнула ее на полку и захлопнула дверцу шкафа. Все, хватит плакать, слезами горю не поможешь – народная мудрость оказалась действительно мудростью. Остается жить, как получится, и хранить память о Ники.


Сашка подозрительно присматривалась к подруге первые полчаса, потом соизволила высказаться:

– Что-то мне не нравится твой вид, душа моя. Ты где аппетит посеяла?

«На кладбище», – чуть не брякнула Даша, но вовремя сдержалась. Не хватало еще чернушные истерики закатывать! Делаться поклонницей черного юмора тоже не хотелось, спасибо большое. Попахивает каким-то гнилым цинизмом. Поэтому Дарья махнула рукой как можно беззаботнее.

– Это все временное. Ну не хочу я есть, Саш, правда. Зато очень хочу знать, что вы без меня там пропадаете. Потому что если нет, то я без вас точно пропаду.

– Хочешь с головой уйти в работу? – проницательно прищурилась подружка. – Я тебя насквозь вижу! Ладно, на первое время рецепт верный, сойдет.

– Спасибо, доктор!

– Благодарность оставьте на столе в конвертике! – развеселилась Сашка. – Мне кажется, тебе надо встряхнуться, а работа – это не совсем та встряска, которая может помочь.

– Ты что, предлагаешь пойти в ночной клуб? Извини, я не готова.

– Никаких клубов. Закажем мальчиков на дом…

– О Господи! – расхохоталась Даша. – Ну, ты скажешь!

– Конечно, я пошутила, но видишь – ты уже смеешься. Когда будешь готова, скажешь. – Сашка пожала ей руку. – Правда, Даша, все что угодно. Тебе сейчас можно.

– Ох, не напоминай! – поморщилась Дарья.

Полина Геннадьевна торжественно, как дичь на подносе, внесла радиотелефонную трубку.

– Даша, это Инесса.

– Привет-привет! – прочирикала Несси. Судя по громкой музыке, слышной в трубке, Инесса то ли находилась на вечеринке, то ли просто, по своему обыкновению, забыла выключить музыкальный центр – грохот ей никогда не мешал. – Ну, как ты?

– Спасибо, хорошо. – Как-то не было желания посвящать Несси в свои переживания прямо сейчас. Вот приедет она, тогда можно будет поплакать в жилетку.

– Хорошо? – подозрительно переспросила Инесса. – Ну ладно… Я к тебе завтра вечером заеду?

– Конечно, приезжай, Полина Геннадьевна ужин приготовит.

– М-м-м, ужин! Это будет то, что надо! Тогда до завтра. Не вешай нос! – и Несси отключилась, не дожидаясь ответа.

– Я почему-то думала, что она будет горевать дольше, – заметила Сашка.

– А разве Инесса не переживает? Я думаю, она просто маскируется. – Наигранное веселье всегда было любимым способом Инессы убегать от проблем. Чем хуже ей было, тем лучезарней она улыбалась.

– Да? Я-то полагала, она просто бесчувственная.

Даша улыбнулась:

– Знаешь, какие ее любимые стихи?

– Несси любит стихи? Никогда бы не подумала.

– Очень мало, избранные. А вот этот отрывок из Есенина висел у нее над столом много лет. – И Даша процитировала:

– «Счастье, – говорил он,
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах