Пока я думаю, мел порхает над доской. Мне понятно уже, какая схема решения, теперь только записать всю её красоту, скобки, скобки, переменная, скобки, скобки, переменная, ещё одна, сравнить их, первую записать в базу, сравнить первую и вторую, записать результат сравнения… К низу доски приходится мельчить, строки не влезают до конца, но всё-таки мне удаётся с грехом пополам втиснуть последний и повернуться с победной улыбкой.


Он стоит у задней стены класса и смотрит на меня. Всё так же крепко поставлены ноги, борцовская стойка, я узнаю её, и это ощущение: «никто не сдвинет меня с места, если я не сдвинусь сам». А если я разбегусь сейчас и прыгну Вам на шею, Денис Алексеевич, как это будет? Поколеблется Ваше олимпийское спокойствие? Как потеряют дар речи мои одноклассники… а может, среди них и нету живых людей, одни аватары Вавилона, и эта сцена – только для нас двоих?

В Вавилоне, и то – эта вечная оглядка на других людей! А как же они, бедняжки, будут потом с этим жить… Но как с этой оглядкой играть свой жребий максимально и до конца? Я не знаю. Каждый выбирает по себе.

Выход в окно чреват переломами ног. Или шеи. Но иногда те, кто вышел, могут взлететь. Только как бы заранее знать, чем дело кончится, чем сердце успокоится. К сердцу прижмёт или к чёрту пошлёт…


Я думаю всё это – и просто смотрю на него.

За окнами осень, желтеет листва карагачей, местами краснеют клёны и солнце трогает их осторожной, уже не такой жаркой лапкой… Небо синеет до дрожи, как смогли передать этот цвет? Мои одноклассники пыхтят над клавиатурами, кто-то смотрит на доску, а он – на меня. И я смотрю на него, и сердце колотится, только уже не в горле, а там, где оно должно быть – в грудной клетке. И ему хорошо.

Сердцу очень хорошо, что мы смотрим друг на друга вот так: через парты, ряды, поверх всех склонённых голов. Не прячемся друг от друга. Не делаем вид, что чужие. Меня охватывает очень странное чувство, но я знаю его, так бывало не раз и не два: приятие и притяжение к другому человеку, такое сильное, необоримое, как если бы нашлась забытая нога или рука! И как после этого вновь отпустить её вдаль?


Он смотрит на меня тоже и улыбается. Говорит:

– Вам нравится, как получилось?

Какой странный вопрос для учителя. Некоторые оборачиваются, посмотреть на него. Тоже смотрю с недоумением несколько мгновений, потом оглядываюсь на доску, с большим трудом собираюсь с мыслями. Сердце всё ещё бьётся так сильно.

И вдруг понимаю, что можно решить и ещё проще, в пять строк! Я стираю размашисто всё с доски и пишу, пишу быстро, легко, меня захватывает это ощущение открытия, озарения, вдохновения – оно такое приятное… Почти как влюблённость? А если ещё их смешать, да не взбалтывать…


Когда я оборачиваюсь, он идёт по классу ко мне, заглядывает в экраны, не глядит на меня. Я жду, предвкушаю. И тут звенит звонок. Он не дошёл до меня полтора метра. Поворачивается ко всем (и эта устойчивость позы, я вижу её, и чувствую снова так явно!) и говорит:

– Домашнее задание: придумать ещё один вариант решения, чем короче, тем лучше. Вариант с доски приниматься не будет.

Ловлю мимолётное разочарование, а где мой триумф? Ведь я придумала такое классное решение! Почему бы не сделать его эталонным? Для всех? Пусть копируют!


Он кивает первым выбегающим, потом говорит мне:

– Пожалуйста, останьтесь на пару минут.

Чёрт, я-то всё думала, что же ещё не так – мы на Вы! Так мало учителей бывают на Вы с учениками… но сейчас это так естественно. И так приятно. Как поцелуй руки при встрече. Как обняться после долгой разлуки. Боже, как мне его не хватало! Но нет, не об этом сейчас. Вот он, здесь. Наслаждаюсь, пока могу!