бил, потому как рогатка должна стрелять, а не без дела среди боя стоять. Не знаю уж как, но наш Ваня-Дурак где-то надыбал жилы животные, для растягиванья пригодные, и, проявив терпение, хитрое умение, соорудил дальнобойное метательное приспособление. Кладёт каменюгу, берёт поправку на ветер к югу, растягивает жилу до отказу, и – лети, каменюга, во враждебну заразу! Каменюга летит, только свист стоит. Ежели птица на пути встречается, то птице сразу кирдык намечается. А ежели попадутся на пути дубы крепки, то на месте дубов получаются щепки. А ежели, скажем, встанет гора, то гора – насквозь, и в горе – дыра. А ежели, скажем, крепостной вал, то от вала один полнейший развал… Проста и надёжна, в обращеньи не сложна, когда закончилась доводка-наладка, получилась за-ме-ча-тельная рогатка! Во всём послушна руке Ивашки, да к тому же – бьёт без промашки.

– Без промашки! – Повторил с последней скамьи Ильюха. – Так и надо! А иначе – какой смысл?

Учильня дружно поддержала Ильюху, но под нарочито суровым взглядом Васяткиным вмиг смолкла, приготовившись слушать дальше.

Ильюха – это разговор отдельный.

Васятка слышал однажды от одного мудрого перехожего монаха Веры В Бога Христа, что иногда является на Свет человек, у которого полностью совпадает то, что дано от рождения, с тем, что такому человеку предназначено сделать в Жизни.

Монах сказал ещё, что на латинском наречии таких людей называют «Adamantem»: «Непреклонный», или «Человек-Алмаз».

Силища в Ильюхе неимоверная, Душа на Весах Правды тщательно взвешена, добра, чиста, смела, и, при этом, не в противоречии с Умом и Сердцем.

Но – слишком прямолинеен Ильюха, даже простоват.

В этом, по мнению Васятки, таилась возможная для развития характера Ильюхиного опасность: одно дело, когда много дано, но, совсем другое дело, если всем данным человек так и не научился правильно пользоваться.

Илье ведь не просто жить предстоит, Илье предстоит – Путь Особый: идти, определяя, где чего неправильно устроено, и заниматься исключительно наладкой Порядка в Мире.

Или – в Мирах, тут уж, как получится.

Значит, умеломуСотворенью Порядка должен обучить Васятка.

А как?

Никто подсказки не даст.

Сам Васятка придумать обязан, сам дойти до правильных слов, ни в чём ухитрясь не обмануть ожиданий Ильюхи, который сидит прямо сейчас и слушает, раскрыв рот, рассказ Васяткин…

По улице, словно бы случайно, прошёл швец Агапка.

Очень не нравились Агапке дочки его, Веселины, ежедневные походы в Учильню.

– Нечего там девахам делать! – Говорил Агапка, не скрывая отношения своего вовсе. – На кой им Учильня? Детей рожать, по хозяйству хлопотать: много ли для этого надо? Глупое и бессмысленное дело. Зря мы потакаем Васятке Косому в Учильне, ох, зря, при всём моём уваженьи к его прошлым заслугам воинским по защите Отечества.

Впрочем, мужики Карачаровские Агапку не поддержали.

Даже наоборот.

Осудили речи его, всем сходом села порешив: и грамоте, и знаниям о прошлых событиях, происходивших не только в нашенских, но и в иных землях, а также основам счёта и прочих наук учить следует всех, без исключения, ибо времена настают таковы, что без Учильни никак.

А времена, и вправду, удивляли происходящим ежедневно, грозя ещё большими непонятками в Будущем.

Белян Домодел, первый умелец по избам аж до Земель Варяжских, ездивший ставить в Киев-град терем новый боярину Лавру-Акинфию Чюдину, так прямо и сказал:

– Гниль прёт в народе. Семнадцать раз на большой дороге средь бела дня людишки лихие подкатывали: типа, раз едешь, то и плати нам, подорожным охранителям проезда, мзду путевую. Я их, конечно, по-свойски отмутузил все семнадцать раз, но осадок остался неприятный. Это ж где видано такое беззаконие? Тут, братья-односельчане, лично я усматриваю явное упущение со стороны Власти Княжей, плюс, конечно, общее падение нравов.