…Каждый год – который год подряд —
Открывается на праздник сад.
Со знаменами, с толпой нарядной,
С духовою музыкой парадной.
Председатель говорит, а рядом
Появляется второй оратор.
Это – представитель городской,
Машет он уверенно рукой.
И рукою этою берет
Только что упавший плод.
Яблоко ворочает рука.
И внимателен оратор так,
Словно хочет видеть червяка,
Что бывает в яблоке червяк.
За оратором в одном порядке
Все берут какой угодно сорт:
Хочешь сладких, хочешь кисло-сладких,
Можешь бабушкино и апорт.
Кое-кто вздыхает огорченно,
Думая о яблоках печеных…
Все едят на месте, но любой
При желанье может взять с собой.
…Хочется представить напоследки,
Что, возможно, в этот час в саду
На виду,
Облегченные, приподнимались ветки.
1929
Снег стает, отойдет земля
Снег стает, отойдет земля,
Прокатится громок густой.
Дождь теплый хлынет на поля
И смоет клочья пены снеговой.
Запахнет тополем волнующе.
Вздыхаешь, говоришь:
– Весна… —
Но ждешь, но думаешь,
Что пережил не всю еще
Весну, какая быть должна.
1932
Разлив Днепра
Широко разлился Днепр.
Ни конца, ни края нет.
Затопил берега,
Заливные луга.
Затопил Приднепровье,
Низкорослые кусты.
И пошли, пошли с верховья
На Смоленск – плоты.
1933
Лес осенью
Меж редеющих верхушек
Показалась синева.
Зашумела у опушек
Ярко-желтая листва.
Птиц не слышно. Треснет мелкий
Обломившийся сучок,
И, хвостом мелькая, белка
Легкий делает прыжок.
Стала ель в лесу заметней —
Бережет густую тень.
Подосиновик последний
Сдвинул шляпу набекрень.
1933
Рожь отволновалась
Рожь отволновалась.
Дым прошел.
Налило зерно до половины.
Колос мягок, но уже тяжел,
И уже в нем запах есть овинный…
1933
Усадьба
Над белым лесом – край зари багровой.
Восходит дым все гуще и синей.
И сразу оглушает скрип здоровый
Дверей, шагов, колодцев и саней.
На водопой проходят кони цугом.
Морозный пар клубится над водой,
И воробьи, взлетая полукругом,
Отряхивают иней с проводов.
И словно на строительной площадке —
На доски, на леса – легла зима.
И в не заполненном еще порядке
Стоят большие новые дома.
Они выглядывают незнакомо
На улице огромного села,
Где только дом попа и назывался домом,
А церковь главным зданием была;
Где шли к воде поодиночке клячи
И, постояв, отказывались пить;
Где журавель и тот скрипел иначе,
Совсем не так, как он теперь скрипит…
Надолго лег венцами лес сосновый.
И лес хорош,
И каждый дом хорош.
…Стоишь, приехав, на усадьбе новой
И, как Москву,
Ее не узнаешь.
1934
Тревожно-грустное ржанье коня
Тревожно-грустное ржанье коня,
Неясная близость спящего дома…
Здесь и собаки не помнят меня
И петухи поют незнакомо.
Но пахнет, как в детстве, – вишневой корой,
Хлевами, задворками и погребами,
Болотцем, лягушечьей икрой,
Пеньковой кострой
И простывшей баней…
1934
Утро
Кружась легко и неумело,
Снежинка села на стекло.
Шел ночью снег густой и белый —
От снега в комнате светло.
Чуть порошит пушок летучий,
И солнце зимнее встает.
Как каждый день – полней и лучше,
Да будет лучше новый год.
И дней, что отмечают люди,
Часов таких, как этот час, —
При нас с тобою много будет
И много-много – после нас…
1935
Смоленщина
Жизнью ни голодною, ни сытой,
Как другие многие края,
Чем еще была ты знаменита,
Старая Смоленщина моя?
Бросовыми землями пустыми,
Непроезжей каторгой дорог,
Хуторской столыпинской пустыней,
Межами и вдоль и поперек…
Помню, в детстве, некий дядя Тихон, —
Хмурый, враспояску, босиком, —
Говорил с безжалостностью тихой:
– Запустить бы все… под лес… кругом…
Да, земля была, как говорят.
Что посеешь, – не вернешь назад…
И лежали мхи непроходимые,
Золотые залежи тая,
Черт тебя возьми, моя родимая,
Старая Смоленщина моя!..
Край мой деревянный, шитый лыком,
Ты дивишься на свои дела.
Слава революции великой