Правда, начали до него доходить слухи, что Усатин «зарывается»… Кое-кто называл его и «прожектером», предсказывали «крах» и даже про его акционерное общество стали поговаривать как-то странно. Не дальше, как на днях, в Нижнем на ярмарке, у Никиты Егорова в трактире, привелось ему прислушаться к одному разговору за соседним столом…
Может быть, Усатин и зарвался. Только скорее он в трубу вылетит, чем изменит своим правилам. Слишком он для этого горд… Такие люди не гнутся, а ломаются, даром что Арсений Кирилыч на вид мягкий и покладистый.
Подходя к конторе, Дубенский обернулся и, защищаясь ладонью от палящего солнца, спросил:
– Не хотите ли в садике посидеть? Там и тень есть.
– И весьма… Может, ждать Арсения Кирилыча долгонько придется, – возбужденно отозвался Теркин.
Они уже были у забора.
– К полудню должен быть.
Техник отворил дверку в палисадник и впустил первого Теркина. Контора – бревенчатый новый флигель с зеленой крышей – задним фасом выходила в палисадник. Против крылечка стояла купа тополей. По обеим сторонам лесенки пустили раскидистую зелень кусты сирени и бузины.
– Да вот на лесенке посидим, – сказал Теркин. Тут всего прохладнее. Здоровая же нынче жара! Как думаете, градусов чуть не тридцать на припеке?
– Около того… Не угодно ли?
Техник протянул ему свою папиросницу.
– Много благодарен… Как вас по имени-отчеству?
– Петр Иванов…
С лица Дубенского не сходило выражение ущемленности. Теркину еще больше захотелось вызвать его на искренний разговор; да, кажется, это и не трудно было.
– В Москву депешей, что ли, требуют Арсения Кирилыча? – спросил он умышленно небрежным тоном и выпустил дым папиросы вбок, не глядя на Дубенского, севшего ниже его одной ступенькой.
– Три телеграммы пришли… Одна даже на мое имя… Поэтому я и знаю… Первые две получены с нарочным вчера еще.
– Да ведь Арсений Кирилыч в городе?..
– От нас станция ближе… Оттуда прямо посылают…
– Значит, приспичило?
Дубенский взглянул на него с наморщенным лбом и выговорил слегка дрогнувшим звуком:
– Все по обществу… этому.
– По какому? По нефтяному делу?
– Именно.
– В правлении, поди, чего натворили? Кассир сбежал, али что? По нынешнему времени это самый обыкновенный сюрприз.
– Нет… видите ли…
Техник снял картуз и отер платком пот с высокого, уже морщинистого лба.
– Да вы, Петр Иванович, не думайте, пожалуйста, что я у вас выпытываю. Ни Боже мой!.. В деловые секреты внедряться не хочу… Но вам уже известно, что я у Арсения Кирилыча служил, много ему обязан, безусловно его почитаю. Следственно, к его интересам не могу быть равнодушен.
Глаза Теркина загорелись, и он, обернувшись к технику всем лицом, говорил теплыми нотами.
Тот накрылся, сделал громкую передышку и вытянул ноги.
– Вы ничего не читали в газетах? – неуверенно и опять с приподнятой бровью спросил он.
– Да я больше недели и газеты-то в руках не держал. Все на пароходах путаюсь, вверх и вниз.
– Тогда, конечно…
«Не речист ты, милый друг», – подумал Теркин.
– А нешто что-нибудь такое есть? Травля какая… Набат забили?
– Именно, именно… И так нежданно. Подняли тревогу… Письма… Обличения… Угрозы…
– Угрозы? Чем же стращают и по какому поводу?
– Это… сложно… долго рассказывать… разумеется, в каждом акционерном предприятии, – щеки Дубенского начали краснеть, и глаза забегали, – какою целью задаются? На что действуют?.. На буржуазную алчность. Дивиденд! Вот приманка!
– А то как же?
Вопрос Теркина прозвучал веско и серьезно.
– Да разве трудовым людям, – еще нервнее спросил Дубенский, – вот таким хоть бы, как вы и я, следует откармливать буржуев?
«Ну да, ну да, – думал Теркин, – ты из таких. Не уходился еще…»