Интересно, что, рассказывая М. Волошину о своих предках, художник сознательно принижал их должностной статус, а ведь среди них были и дворяне, и дети боярские: «До 1825 года простыми казаками были, а потом офицеры пошли. А раньше Суриковы все сотники, десятники». Не знать об этом он не мог. Очевидно, что нужно было, живя в столицах, подчеркнуть самобытность и народность своей художественной манеры и общественно-политической позиции.

С преобразованием Сибири в том же 1822 году, 22 июля, было издано особое учреждение для управления сибирских губерний, в том числе новой Енисейской губернии, принят устав сибирских городовых казаков. По уставу М. М. Сперанского было сформировано семь полков: Тобольский, Сибирско-Татарский, Томский, Енисейский, Иркутский, Забайкальский, Якутский, все, за исключением Тобольского, – шестисотенные конные. По роду своей службы городовые казаки были разделены на две категории: полковые и станичные. Станичные должны были отбывать службу в местах своего жительства. Енисейский городовой казачий полк был сформирован из казаков енисейских, красноярских, абаканских и станичных саянских.

Атаман Енисейского казачьего полка А.С. Суриков, дед художника (1794–1854).

Из фондов Музея-усадьбы В.И. Сурикова

После реформ М. М. Сперанского в Красноярске с округом остались две сотни казаков (в 1862 году – 160 дворов и 379 душ мужского пола), а прочие сотни Енисейского казачьего полка расселили по округам губернии. Казаки, особенно станичные, постепенно растворялись в среде мещан и чиновников. Это отчетливо прослеживается на старожильческой казачьей семье Суриковых, откуда вышел наш замечательный художник. Дед Василия Ивановича Сурикова, полный тезка внуку (1786–1836), как сын отставного пятидесятника добился почти максимума возможного на службе. Он стал командиром 2-й сотни Туруханской казачьей команды. О нем Василий Иванович вспоминал: «У деда, у Василия Ивановича, что в Туруханске умер, лошадь старая была, на которой он всегда на охоту ездил. И так уже приноровился – положит ей винтовку между ушей и стреляет. Охотник был хороший – никогда промаху не давал. Но стареть начал, так давно уже на охоту не ездил. Но вздумал раз оседлать коня. И он стар, и лошадь стара. Приложился, а конь-то и поведи ухом. В первый раз в жизни промах дал. Так он обозлился, что коню собственными зубами ухо откусил. Конь этот – Карька, гнедой, огромный – после смерти его остался. Громадными правами гражданства пользовался. То в сусек забредет – весь в муке выйдет. А то в сени за хлебом придет. Это казацкая черта – любят коней».

Его жена Наталья Афонасьевна (1784–1852) пережила мужа и умерла в возрасте 88 лет. Из троих сыновей двое (Марк и Иван) продолжали казачью службу. Марк Васильевич (1829–1856) дослужился до хорунжего Енисейского казачьего конного полка, то есть получил первый офицерский чин.

Хорунжий М.В. Суриков, дядя художника.

Акварель В.И. Сурикова. Из фондов Музея-усадьбы В.И. Сурикова

Художник незадолго до своей смерти рассказывал поэту М. Волошину: «Дяди, Марк Васильевич и Иван, образованные были. Много книг выписывали. Журналы «Современник» и «Новоселье» получали. Я Мильтона «Потерянный рай» в детстве читал, Пушкина и Лермонтова. Лермонтова любил очень. Дядя Пеан Васильевич на Кавказ одного из декабристов переведенных сопровождал, – вот у меня есть шашка, что тот ему подарил. Так он оттуда в восторге от Лермонтова вернулся. Снимки ассирийских памятников у них были… Дядя Марк Васильевич, он уже болен был тогда, мне вслух «Юрия Милославского