– Вчера уже вывеску сняли, большая вывеска, из самого Ташкента привезли».

Рассказом о победе кооператоров в борьбе с виноторговцами заканчивалась история кооператива «Ислахат». Надо полагать, Гроссман понимал, что «инициатива комсомольской ячейки» отнюдь не случайно поддержана «общим собранием». Комсомольцы старались предотвратить пьянство работников, а большинство дехкан было воспитано в мусульманской традиции, запрещавшей употребление вина. Интересы совпали. Однако привлекать внимание к такого рода деталям вряд ли стоило. И автор завершал статью патетически: «На вновь орошенной земле работают новые люди, строят новую жизнь; с каждым годом они крепнут материально и культурно. Все новое – и земля, и люди».

Похоже, Гроссман и здесь искренен. Тональность его писем отцу, где речь идет о кооперации, примерно та же.

В целом он добился желаемого. Да, первая заметка – лишь дебют, по которому еще рано судить о перспективах. Зато вторая публикация в главной партийной газете разом меняла его статус. Подтверждала не только квалификацию, но и соответствие идеологическим требованиям – на самом высоком уровне.

Можно сказать, триумф. Непонятно только, когда Гроссман успел написать статью и заметку и в редакцию отнести. Времени было крайне мало.

Судя по гроссмановским письмам, возвращение из экспедиции назначено было на 26 июня. Пришлось задержаться, и 3 июля он сообщал: «Дорогой батько, приехал в Москву. По дороге чуть не сдох от собачьей жары. Никого и ничего не застал – все и вся закрыто и уехало. Думаю посидеть здесь дня 3–4 и поехать в Киев».

Невеста ждала в Киеве. Далее планировалось что-то похожее на свадебное путешествие – отпуск в дачном поселке Криница на черноморском побережье, где местные жители сравнительно дешево сдавали квартиры горожанам.

Гроссман и с отцом хотел встретиться. Тема уже не раз обсуждалась: «Ты пишешь, что с 1-го августа идешь в отпуск обязательно и всенепременно. Так приезжай в Криницу, ей-богу, лучшего места не найти, да и проживем вместе, наговоримся о всякой всячине, я уже соскучился по тебе».

Отца уговаривал приехать в Криницу вместе с женой. Та речной круиз планировала, соответственно, к ней и обратился, имитируя «черноморскую» манеру речи: «Ольга Семеновна, чего Вам на Волгу ездить? Ну, Волга, ну пароход. Чтоб я так жил, ничего интереснее нет, ничего лучше, чем “морэ”».

Стало быть, основная забота – подготовка к отпуску на море. Ни в одном из писем нет сведений о подготовке каких-либо публикаций. А четыре дня спустя гроссмановскую заметку опубликовала «Наша газета», через неделю его статья – в «Правде».

Допустим, все написано еще в экспедиции. Но ведь и с редакторами надлежало договориться, и материал в редакции прислать. О переговорах и почтой отправленных статьях тоже нет сведений в письмах. Значит, сделал все за четыре московских дня, что практически невозможно.

Здесь ответ биографический контекст подсказывает. Главную роль сыграла поддержка влиятельной кузины. «Наша газета» – издание, курировавшееся Профинтерном, а помощница секретаря этой организации располагала связями и в редакции «Правды».

Алмаз руководствовалась не только соображениями родства и дружбы. Кузен собрал актуальный материал, были у него и способности к журналистике. Помощь в подобных случаях уместна. Так «вузовец» оказался на второй ступени планируемой литературной карьеры.

В письмах журналистский триумф не упомянут. Что объяснимо: сын и отец в отпуске встретились. Ну а потом разъехались.

26 августа Гроссман отцу рассказал о дальнейших событиях. И вновь шутил: «Дорогой батько, после долгих странствий и мытарств прибыл в Одессу. Погода здесь великолепная, купаюсь в том же море, что и ты, вместе смотрим на одни и те же горизонты. Мама чувствует себя хорошо, ничего не болит, продолжает лечиться в городе».