– А что ей на дне озера понадобилось? – еще больше удивился Леший.

Он начал думать о том, какая странная им царица досталась, из огня да в полымя без оглядки прыгает.

– Василису ищет, хочет убедиться, что она там, – признался волк, потому что не нашел, что еще можно сказать, как объяснить такие странные капризы своей шустрой пленницы.

– А кто это ей сказал, что она там? – очень удивился Леший.

– Да видать я, – только я не успел дорассказать нашу историю, а она и сбежала, а вот если бы научилась слушать, то такой беды бы не случилось.

– Может и хорошо, что сбежала, – произнес Леший, – иначе бы тебе от кота досталось. А так надо ее просто покараулить, думаю, у Водяного она долго не задержится.

Услышав их голоса, сам Водяной появился на берегу.

– А это кто цариц бросает в воду, уж не Горыныч ли пролетал? – поинтересовался он и пристально смотрел на небеса.

– Это я, – решил признаться волк, чтобы снова на Горыныча не подумали.

– Ты? Вот уж чего не ждал, – удивился Водяной.

– Да она сама от меня и сбежала, Василису ищет, она ведь о вашем договоре с Ягой не знает, вот все так и вышло.

– Ладно, Серый, раз признался, то нет вопросов, погуляет и явится ваша царица, а коту привет от меня передавай. Скажи, что это последняя царица, которую я ему прощаю, и то только из уважения к тебе и твоим заслугам.

– Ты кота не ругай, это я во всем виноват, – само бичевался Волк.

На этот раз он готов был заступиться за любого.

Рассмеялись, глядя на него Водяной с Лешим. На том они и расстались.

Когда мокрая и не красивая царица выбралась на закате на берег, хорошо, что ее никто не видел, зрелище, надо вам сказать, не для слабонервных, она еще рвала и метала, потому что там Василисой и не пахло. Никто ее не встретил на берегу. Это хорошо, а то трудно было объяснить, где она была и что делала.

К Яге идти в такой час она не решилась, пробралась тихонько во дворец, помылась, переоделась, да и спать легла, решив, что утро вечера мудренее.

Так оно и было, а то, что первый блин комом, с этим тоже ничего не поделать

Царица Джина пробудилась на рассвете, припомнила все, что пережила недавно, и никак не могла понять, во сне или наяву это было.

Она помнила только дно озера и хохот русалок, которые твердили, что после царя Гороха никаких его родственников у них на дне не было.

– А где Василиса? – вопрошала она.

– Если бы ты волка дослушала, а не сбежала от него, то может, и узнала бы, он зверь честный, да и не совсем зверь он, оборотень, который никак не может вернуть свой прежний вид. Ему надо для этого совершить какие-то дела важные, чтобы чародеем снова стать. Вот он с царевичем вашим и маялся, только нескладно, неладно это у него вышло. Не стал он тогда человеком, так и страдает до сих пор в зверином обличии.

Много чего еще услышала о своем новом семействе царица. Не знала она только одного – где Василиса, куда утащили ее, когда украли, гуси – лебеди, и ее ли они украли. Вопросов было великое множество и ни одного вразумительного ответа на них не было.

И что ей было делать? У царя спрашивать бесполезно, судя по всему, он и сам немного знает, а что знает, то позабыть успел. Она же не сможет успокоиться, и даже детей, как кот Баюн ей советовал, не сможет рожать, пока не успокоится. А успокоится она еще не скоро – это точно. И значит, хотя о том лучше не думать, но это только одно может значить – она снова должна идти туда, откуда пришла, не на дно морское, конечно, а в избушку к Яге.

Нет у нее другой дорожки, только эта одна и осталась. Сколько не думай, ничего лучше все равно придумать никак нельзя.