Я переговорила со всеми, кто ответил на звонок и, так пришло время сделать подсчёт собравшей суммы. Проверив сообщения в телефоне обрадовалась, пусть даже пятистам тысячам рублей из пятнадцати миллионов. Да, иголка в стоге сена, но все же что-то есть. О нашей беде узнало всё село, самостоятельно открылся сбор денежных средств.

Откинулась на подушку с думками, а, что если взять нам с мамой кредит недостающей суммы?

Меня разбудил звонок в дверь. Открывая глаза уже на следующий день, поспешила к дверям. На пороге стоял человек, который никогда нам не нравился, особенно отцу.

– Привет, Ольга.

Мама кивнула и пригласила Можайского в дом.

– Проходи, Алексей.

Зачем он пришёл? Порадоваться нашей беде? Отец бы его тут же выгнал, однако у мамы видимо другие планы.

Можайский протянул ей какие-то документы и мама, не задумываясь, открыла ящик тумбочки, взяв в руки ручку и собралась поставить подпись.

– Что ты собираешься подписать? – я остановила маму, взяв из её рук бумаги.

– Дочка, у нас нет другого выхода. – пробубнила она, когда я поняла, что она собирается продать дело всей жизни нашего папы.

– Выход есть всегда, мама! – переключаю недовольный взгляд на Можайского, твёрдо заявляю, – До свидания! – толкаю ему в грудь бумаги.

Можайский с презрением на меня посмотрел и с каким-то злорадством ответил:

– Серега станет овощем, ипподром сгниет, а лошади сдохнут без должного внимания, – усмехнувшись, трёт переносицу и переключается на маму, у которой из глаз ручьём текли слезы, – Так вы, Ольга, уважаете труд супруга?

– Довольно, – повышая голос, выхватывает документы и быстро ставит свою подпись, а тот бросает нам в ноги маленькую сумку и не надо спрашивать, что там.

– Как и договаривались десять миллионов твои!

Мама медленно поднимает её с полу и вытаскивает оттуда пачки с пятитысячными купюрами. Она с сожалением поднимает на меня любимые до боли глаза, собираясь что-то сказать.

– Я тебе этого никогда не прощу мама, и навряд ли, тебя простит отец. Ты папиному врагу продала, то за что отец боролся всю жизнь!

Мне прилетела звонкая пощечина, я шагнула назад, прижав ладонью горящую щеку. Никогда до этого дня мама не поднимала на меня руку, в нашей любящей семье всегда царила гармония и понимание без слов. Сейчас же всё поменялось, за один день мама превратилась в физически и морально не здорового монстра. Я её люблю не меньше папы, но, тому, что она совершила не нахожу понимания.

– Доченька, прости, – она протянула ко мне руки, а я убежала в свою комнату и закрылась на щеколду.

Мне не хотелось причинять ей боль словами, желаю лишь поскорее видеть всех нас счастливыми, как двадцать четыре часа назад. Маме поздно переосмыслить свои действия, а я должна, хоть как-то уложить все происходящее в своей голове и уже с настоящим идти вперед. Услышав мужские крики с улицы, подошла к окну. Можайский на заднем дворе давал распоряжение водителям грузовиков подъехать ближе к конюшне, чтоб им было легче загонять лошадей. Дядя Валера сидел на пеньке у моего окна и погрузился в безмолвную грусть, и его я таким до этого дня не видела. Поймала на себе пристальный взгляд Можайского, подмигнул мне так, будто решил все проблемы и то ли ещё будет. Я закрыла окно шторами и сжала сильно кулаки. От этой скотины ждать ничего хорошего не стоит, он тот от кого одни беды.

Стук в дверь.

– Вася, это Вика.

Мне меньше всего кого-то хотелось видеть, тем не менее держать все в себе нельзя.

Она плакала вместе со мной, сидя на кровати.

– Всё наладится, вот увидишь. Завтра ты уедешь в Москву на практику и будешь ближе к отцу. Сама же знаешь в городе возможностей больше найти деньги, можно устроиться на подработку в ту фирму, где проходишь практику.