– Ей было семнадцать! – заорал я, не в силах слушать заезженные фразы. Он повторяет одно и то же, как заморская птица, которую обучили одной единственной фразе. Я чувствовал страх тех, кто стал свидетелем нашей ссоры. Затаив дыхания, все находившиеся рядом, замерли в ужасе. Отца боялись. Он никогда не видел разницу между уважением и страхом, простодушно принимая страх за слепое уважение. Старый глупец. – Говори, кем была Зои!

– Уходи, – коротко отрезал он, сводя свои широкие брови на переносице. Глаза отца побагровели, он был в ярости от моего наглого непослушания. Я почти добился того, чего хотел. Мне почти удалось вывести его из себя, но бедный отец не догадывается о том, что будет дальше.

Посмотрев на его советников, сидевших за столом по правую руку от отца, увидел, как сильно они были напуганы. Я бы тоже испугался пуще их, увидев со стороны бесстрашную перепалку с отцом. Это был первый раз, когда кто-либо осмелился перебить отца, кто осмелился бы говорить с ним в таком тоне и подобным образом.

На одно мгновение мне становится жаль их, ведь суровая жизнь в нашей резиденции только ухудшится после того, что сделаю сию минуту. Если им будет дорога своя голова на плечах, то после моего последующего шага, отца не стоит тревожить по пустякам.

– Я ухожу, – устало сказал я, срывая фамильный медальон с инициалами РК^>1 с шеи и швыряя его под ноги ошалелому отцу.

Не хочу быть частью этой лицемерной интриганской игры, нет уж, увольте. Андре был прав: всё, что делает отец, это полная чушь и бред человека, помешанного на власти. Всё это не имеет смысла, и признать эту правду неудобно для моего положения. После такого, сразу в петлю, или сбежать. Побег – это не трусость, это отважное решение.

«Я жду Вас, мой дорогой принц. Я жду», – пронеслось у меня в голове. Андре ждёт.

Какой смысл в справедливости, если её нет?

Лучше сумасбродить, не позоря королевское имя, не портя свой народ, чем обременять их.

Я вроде, благое дело совершаю.

Санкт-Петербург

Наши дни

Тихо зайдя в комнату, погруженную в кромешную тьму, я наощупь дошла до низкого стола, который мы с Алиной передвинули к стене. Стараясь двигаться как можно бесшумнее, чтобы не задеть сидящую на полу ведьму, я аккуратно дошла до стола, осторожно опустилась на колени и, протянув руки вперед, ощупала всю поверхность столешницы.

– Василина, ты же знаешь, что я тебя слышу? – я вздрогнула, когда в полной тишине раздался, хриплый от долгого молчания, голос подруги.

– Я стараюсь тебе не мешать, – чиркнув спичкой, я зажгла рядом стоящую свечу. – Не отвлекайся.

– Всё нормально, – заверила она меня. – Ты помнишь, какое сегодня число?

– Помню, – затушив спичку, я бросила ту в тарелку с догоревшей старой свечой. – Семнадцатое июня, – обернувшись к Алине, я не смогла удержаться от самодовольной улыбки, наблюдая за тем, как сильно она сосредоточена над заклинанием.

Два года назад, именно в этот день я познакомилась с этой сумасшедшей ведьмой, которая на тот момент ещё не знала, кто она на самом деле.

В Питере мало по-настоящему тёплых и солнечных дней, и тот был исключением. На улице стояла долгожданная и желанная теплая погода, пригодная для долгих прогулок по узким скверам по брусчатой дорожке. Хотелось променада, а не торчать с Матвеем, с которым я снова повздорила, в университете. Меня достало, что он слишком много решает и очень много берёт на себя. У него, конечно, были свои причины на это, да и я должна была заткнуться, но не смогла. Я накричала на него, выбежала из кабинета и побрела куда глаза глядят. Просто ходила по пустынным коридорам университета и понимала, что виновата, и что надо идти извиняться. Понимала, но не спешила с этим. Я была еще на взводе, и чтобы не пойти с ним на второй раунд словесной битвы, медленно перетекающей в рукопашный бой, решила сначала окончательно успокоиться. Остановившись на пятом этаже, я запрыгнула на подоконник окна, из которого хорошо просматривалась площадь перед университетом.