Она впервые вот так показывала ему свои наряды. Почувствовав с некоторых пор его холодность к себе, она подумала было, что он завёл проститутку, каких в городских борделях было полно, либо уже сказывается его возраст. Ему уже было немало лет, и все страсти остались в прошлом. Дети же у них так и не появились. И оба сожалели об этом.

* * *

С вечера Анастасий остался один в огромных покоях Большого императорского дворца… Спальная палата, с мраморными колоннами, едва обогреваемая жаровней, казалась как никогда холодной.

Прошедшую ночь он, как и Юстин, тоже мучился из-за непогоды. Мучили его и воспоминания… Всплыла в памяти покойница Ариадна… «Не к добру!» – шевельнулось у него холодком в груди… По-своему он любил её… Страсти не было, но добрые отношения у них сохранились до последних её дней… Она умерла три года назад… Детей у них уже и не могло быть.

– Детей надо заводить – когда они заводятся! – сказала она как-то, когда у них зашёл об этом разговор в бытность его, Анастасия, уже императором…

И вот теперь ни её, Ариадны, ни детей… Передать царство, империю, некому… «Племянники!» – мелькнуло у него сейчас… И он тут же отбросил эту мысль, как старался не говорить тем, чтобы не обнадёживать, не создавать напряжённость возле трона… У него было три племянника: Проб, Ипатий и Помпей… Особые неприязнь и недоверие сложились у него к Ипатию, сыну своей сестры Кесарии и её мужа Секундина. Ипатий возглавил войско, которое Анастасий направил на подавление мятежа Виталиана… И Ипатий позорно проиграл сражение Виталиану, погибло много легионеров. Сам Ипатий попал в плен… Унизительный!.. Проб и Помпей – не лучше Ипатия!..

И эта неопределённость с наследником мучила его тоже.

В середине ночи буря за стенами дворца, в проливе Босфор, разошлась с особенной силой… Молнии, гром, вой ветра обрушились на императорский дворец, огромный город и его окрестности.

Но вот очередная молния осветила его царские покои… И внезапно перед ним, рядом с его постелью, появилась гигантская фигура… Перед его постелью стоял он… Зенон!.. Таким, каким его увидели, когда открыли крышку саркофага: с изъеденными руками, которые он грыз от голода… И она, Ариадна, спокойно взирала на эти ужасные останки своего бывшего мужа, закрытого в саркофаге ещё живым, когда посчитали, что он мёртв: настолько он был мертвецки пьян… И она, несмотря на то что из-под каменной крышки саркофага вскоре послышались крики о пощаде, проклятия и стоны, не разрешила открывать его… Отвратительные, огромные тёмные впадины глазниц… Безносый череп скалился, казалось, звал его, Анастасия, за собой… Затем свет так же мгновенно погас… И темноту расколол ужасный грохот грома…

Дыхание у Анастасия зашлось, сердце замерло… «Ещё чуть-чуть вдохнуть бы воздуха… Ещё разок…»

И сердце, поддаваясь его волевому приказу, стукнуло в последний раз, заглохло… Ему, Анастасию, было девяносто лет…

* * *

Этой ночью, несмотря на все предосторожности, Юстина снова донимала непогода, буря, завывающая за крепостными стенами в Босфоре, где бесновались волны.

Утром, когда только-только забрезжило, к нему домой прибежал из императорских палат евнух-посыльный с сообщением.

Когда Юстин оделся и вышел к нему, тот сообщил ему, что только что, этой ночью, скончался василевс Анастасий… И Амантий сообщил об этом уже магистру оффиций Келеру и вот теперь сообщает ему, Юстину, начальнику дворцовой стражи и особого отряда императорской гвардии.

– Сейчас буду! – сказал Юстин, отпуская посыльного.

Он сразу же направился в гарнизон экскувитов. Там он приказал дежурному поднимать весь гарнизон… Он догадывался, что тот же Келер обязательно явится во дворец со всеми своими схолариями. А их у него не так уж и мало: раза в два больше, чем у него, Юстина, экскувитов… Правда, те были вооружены послабее, чем его гвардейцы, да и духом уступают его экскувитам, набираемым обычно из исавров… Те же, ещё дикий народ, были храбрые воины… Смутил их Анастасий, заставил служить империи.