– И что Митрич?
– Обиделся, понятное дело.
– А ты?
– Решил, что сдачи ему давать не буду. Здоровый больно… – он помолчал. – А я тут сны всякие видеть стал. Это после того как слегка головой шарахнулся. Когда Митрич мне поспособствовал. Ага. Будто живу не в нашей деревне, а в земле чудной … Природа кое-как красивая. И всякое такое. О каких в детстве мечтают.
"О чем мне мечталось в детстве?" – спросил я себя и вспомнить не смог.
– Так может это рай?
– И то верно! – обрадовался Егорыч. – Может быть, это у меня уже переселение души началось. Налей-ка мне еще чуток. Выпью за это и пойду. Вижу, занятой ты очень.
Я достал запасную бутылку и наполнил стакан до половины. Дед согласно кивнул и залил в себя жидкость махом. Крякнул, но закусывать не стал. Глаза и так заблестели.
– В рай – так в рай. И там прижиться можно. А знаешь, какое главное чудо в жизни? Если ты даже камни голые кучей сложишь, то и там цветок прорастет. Из ничего. Это главное чудо и есть. Никаких фокусов делать не надо и всякое… Да уж!
– А как же Луна?
– А что Луна?
– Камней там куча, а вот с цветами напряженка.
– Так я и говорю, Земля – наше главное чудо и есть.
– Философ! – высказал я, когда Егорыч выбрался на улицу и устремился в сторону магазина. Он, как будто услышав мое напутствие, выдал пару коленец и загорланил частушки с забористым матюгом. Я ухмыльнулся.
– Точно – в рай, чтоб там ангелы не дремали.
ПРО ТО, КАК Я БЫЛ НАЧАЛЬНИКОМ ПОЛКОВОЙ БАНИ.
"Und jedem Anfang lebt ein Zauber inne,
der uns beschützt und der uns hilft, zu leben"
H.Hesse
В армии я не был, поскольку был студент. Так, разве что – на военке. А военка – она военка и есть. Чтоб приобщиться к общему героизму народных масс.
Под занавес – когда учеба уже кончилась, а дипломов еще нет – случились сборы. В энском авиационном полку. Там такие большие самолеты. Типа аэробусов. Только для десанта. Ил-76, кто знает. Я согласно ВУС – штурман. Хотя, какой из меня штурман – одно расстройство. Студент. Но пришлось.
Кормили знатно. Это обнадеживало.
Голубой карантин называлось. В том смысле – для летунов.
Обмундировали. Портянки. Сапоги – в самый раз. Гимнастерка большеватая. Размера на три. Или пять. Времен немецкой компании. Почти новая – совсем без дырок и без погон. Для "партизан". Напоминало игру "Зарница". Была такая у пионеров. И я в ней – как есть "партизанский штурман". В зеленой форме. Потому как летун.
Нормальные курсанты издевались издали. Дразнили пиджаками. Оно и понятно. Кто ж эту толпу, в том смысле, что "партизанский" строй, всерьез воспринять мог?
Но гонору много – молодость плюс понты. Студенты, одним словом. Почти детский сад.
Короче, приняли нас. Приодели. И явились отцы-командиры. Выматерили. То есть вразумили. Вывели на плац. Исторический.
После бунта 1825 года мятежные полки погнали прочь из столицы. На все четыре стороны.
Только, когда: кого надо – казнили, кого надо – сослали, и ажиотаж спал, придворные, те, что побашкавитей, враз смекнули: "Кто ж теперь Царя охранять станет?!"
Послали гонцов. Какой полк куда дошел, там и осел. Вроде как у столицы под боком. А все ж таки далеко.
Так что остались в наследство авиаторам мощеный плац, склад инвентаря – на самом деле – полковая церковь и обелиски вокруг. С графскими титулами. Казармы. И еще – офицерское собрание – местный клуб, он же – танцпол – главная достопримечательность. С полным комплектом: лейтенанты в парадной форме, курсанты на выпуск, девицы с военной выправкой, и мы – "партизаны". Совершали вылазки. Согласно статусу. Оправдывали, значит.