– Я Петров, а Андрюха заболел.

Ну привет! Присматриваюсь, вспоминаю, что у Котова нос вроде картошкой, а у этого длинный, как у Буратино. Только Буратино – плоское бревно, а этот – с ожирением. А-а-а, – доходит до меня, – Котов тоже жирный, поэтому попутала. Пофиг.

– Кто вас разберёт там: петров, котов – какая разница. Раз нет Котова, ты дежурь, вы ведь друзья… наверное.

Я не в курсе, друзья они или нет, но доску надо вымыть и сделать это быстрее, потому что время идёт, а мне нужно про Париж рассказать и «5» получить.

– Вообще-то мы… – начинает не Котов, но закончить не успевает. Его обрубает Инесса Павловна:

– Так всё, ладно, – и сама вытирает доску.

«5» я всё-таки получаю, меня спрашивают первой, блистательно рассказываю у доски выученный рассказ.

– Молодец, Сонечка, отлично, как всегда, – хвалит Инесса. – Все бы так учились!

Дальше – диктант. От него меня освобождают из-за того, что я писать не могу. На среднем пальце правой руки выскочила мозоль-шишка, натёрла ручкой. Но это временно. Мама лечит эфирным маслом и сырой картошкой. Купила мне специальный напальчник. Сейчас он не налезает, сначала шишка должна спасть, а потом буду пользоваться.

***

Урок физкультуры. Я переоделась первой. Жду Аньку, как обычно. Вот копуша. Мой Пончик сложился пополам – носки натягивает, сопит, как бурундук. Она у меня – смешно сказать вслух – балериной мечтает стать. Журналы про балет в портфеле таскает, в инете любуется на пуанты, а сама все четыреста килограммов весит. Балерина…

Наш пятый "Б" заваливается в спортзал. Там новые снаряды, ещё не распакованные, хвастаются целлофаном на солнышке, которое сквозь пыльные окна пробивается – распогодилось.

Возле снарядов суетится Борис Борисович, физрук. Срывать обёртку не разрешает, на лице написано: вы, обормоты, всё сразу испортите. «Обормоты» – это про двоечников и троечников. Ну и правильно, я считаю. «Обормоты» любят раздолбать, испортить. Старые снаряды разнесли так, что директору пришлось новые прикупить.

Ого!

Гимнастическое бревно!

Гимнастическое бревно!

Гимнастическое бревно!

Я мечтаю стать гимнасткой, но мама вряд ли одобрит, не до того мне.

Гимнастическое бревно!

Гимнастическое бревно!

Гимнастическое бревно!

Раньше его не было. А сейчас вот оно. Гимнастическое бревно! Мама не одобрит. Соня пролетает мимо гимнастики. Вряд ли одобрит. Какое оно красивое.

Хочу опробовать. Хочу. Хочу. Хочу. Пробовать. Пробовать.

Ну привет! Пробывальщиков уже набежало…

– Брысь! Я первая.

Очередь покорно расступилась. Ко мне подлетел Петька-кот-учёный, протянул лапку для подстраховки. Мне помощь не нужна. Мама не одобрит. Одним махом отгоняю Петькину лапку, другим махом – влетаю на бревно. Мама не одобрит. Так. Руки в стороны, подбородок в потолок.

Моя, моя, моя олимпийская программа без запинки. Прохожу программу без запинки. Спрыгиваю на пол. Трясётся пол – он ошарашен тем, что на него приземлилась именитая гимнастка, пол взрывается честью, ходит мелкой рябью. Ещё бы. Аплодисменты. Рукоплещут отличники и хорошисты. «Тройки» и «двойки» осваивают козла, естественно. Прыгнут через него и ржут, дурачки. Последние мозги вытряхивают.

– Браво, София, брависсимо, так здорово, такое только на прфессиональном ковре увидишь. Не думала в гимнастки пойти? – Катька-одуванчик.

– Круто, да? – соглашаюсь. Я-то, может быть, и думала, Соня всегда думала, но мама не одобрит, мама не одобрит. Но Одувану отвечаю так: – Некогда мне по гимнастикам шастать, у меня китайский, на досуге, – пиу-у-у-у-бух атомной бомбой на Катьку.

Как же я обожаю наблюдать за тем, как у людей после моих слов про китайский челюсть откручивается. Медленно, со скрипом. Болтики – блямс! – на пол падают. Блямс! Блямс! Как у Катьки сейчас.