И взорвалась моя невеста, конечно, первая – это у нас почти закон. Задрожала подо мной, задергалась так, что меня начало подбрасывать.

– Козел еще, – сообщила она мне, прижавшись ком мне и с жаром целуя в губы. – В меня нельзя было кончать! Забыл, что ли?

– Женюсь, если что, – я рассмеялся. Да, нельзя – она говорила еще в пещере, что не пьет таблетки из-за их совершенного отсутствия. В нее, видите ли, нельзя. Я забыл.

Мы еще с минуту лежали в слабых волнах, едва облизывающих наши разомлевшие тела. Встали лишь потому, что нежится на камнях было как бы не слишком удобно.

– Блядь… – рассмеялся я – И где же твое сиятельство таких некрасивых слов нахваталось? – полюбопытствовал я, от души улыбаясь нашему прелестному скандалу.

– Там, Елецкий! Нечего меня так злить! Я из-за тебя колени подтесывала, – Ольга согнула ногу, оглядывая вполне заметные ссадины.

За сумкой пришлось нырять повторно, потому как я ее выронил в погоне за Ковалевской. Потом, нырнув еще пару раз, я достал с катера нож, веревку, маленький, удобный топорик и еще всякую полезную мелочь, включая длинноствольный остробой, хотя он вряд ли нам здесь пригодиться.

Обедали мы консервами, разогретыми на костре. Правда обедали исключительно условно: консервированная еда империи Теотекаиль – это не просто нечто невкусное, но даже мерзкое. Несмотря на мучивший нас голод, вдвоем с Ольгой мы съели менее трети банки какого-то острого и неприятного варева с маисом. Вторая из открытых банок на вкус была еще хуже, и я задумался о рыбной ловле – удочки на катере были, правда этот вопрос решил отложить на вечер. Днем мы решили оборудовать место нашей стоянки перебравшись к ручью.

С помощью топорика я сотворил некое подобие навеса. Под него Ольга натаскала опавших пальмовых листьев. И пошла за очередной порцией.

Вдруг я услышал ее голос:

– Саша! Скорее сюда!

Так и не донеся тяжелые камни, из которых я собирался сложить очаг, я бросился по тропе за Ковалевской. Застал ее на поляне слева от ручья. Она стояла, задрав голову вверх.

– Вимана! Знать бы только наша или ацтеков! – княгиня указала на летающую машину. Она медленно двигалась вдоль побережья на высоте метров 300, сверкая на солнце начищенной бронзой.

– Конечно наша! «Эльбрус-СРТ»! – я сразу узнал эту редкую модель. Такие виманы делали на ярославском заводе не серийно, но по особому проекту. Не было сомнений – вимана принадлежала Глории. О чем я сразу сообщил Ольге и попытался привлечь внимание, взмахами рук.

– Если Глории, то не боишься, что нас доставят не туда, куда бы хотелось? – с опаской произнесла княгиня.

– Не боюсь. Я нужен ее величеству, – ответил я, хотя некоторые опасения, что Глория может быть как-то причастна к похищению Ольги, я прокручивал в уме ни один раз. Размышляя над этим после последней встречи с Герой, я решил, что если нас заберет вимана Глории, то мне будет достаточно отслеживать направление полета этого важного воздушного судна. Если курс будет на Москву, то можно не беспокоится, а вот ежели курс мне не понравится, то я найду способ повлиять на команду виманы императрицы.

– Ах, ну да, конечно, очень нужен. Она же для тебя почти подруга. Ты с ней даже общаешься накоротке, едва ли не как с Талией Евклидовной, – с легким раздражением сказала Ковалевская. Видимо она никак не могла забыть мой ответ на сообщение императрице тогда, на пляже перед «Садами Атлантиды».

С виманы заметили нас лишь после того, как она пошла на третий круг над островом, а я выбрался на каменистую пустошь, примыкавшую к скале. Летающая машина резко изменила направление, пошла на снижение. Обнимая Ольгу, я бросил взгляд на недостроенный навес возле ручья и очаг, сложенный почти наполовину. Подумал об удочках на катере и обилии рыбы возле мыса на южной оконечности острова.