Наконец дверь в ванную открылась. Явилась Талия Евклидовна с мокрой головой и поспешила к эйхосу, оставленному на столе – тот уже давно мигал оранжевым огоньком, сигнализируя о свежем сообщении. Оно было от Елецкого:

«Дорогая, у меня сейчас серьезные проблемы: конфликт с мамой. Если твой вопрос можно отложить, то давай…» - после недолгой паузы снова его голос: - «Давай в субботу или в воскресенье. Если тебе нужно срочно, то приезжай не раньше, чем часа через два».

- Так, отлично! Пиз*ец как отлично! Елецкий оказался не таким уж мудаком, - пересказала баронесса Родерику свое понимание сообщения от графа. – До субботы мы ждать не будем, а отправимся к нему через два часа. Вызовем виману. Самую крутую, - решила она, подумав, что ее визит на вимане, скажем «Гермесе» компании «Серебряная стрела», наверняка потрясет Елецкого. А потом ее фантазия пошла дальше и превратилась в жесть какую крутую идею, которую Талия захотела немедленно воплотить.

- Родерик! – воскликнула она так, что призрак подскочил до самого потолка. – Сколько у нас там денег?!

- Знать не могу, моя прелесть. Ты же так прекрасна в своей расточительности: колье с бриллиантами, серьги с изумрудами, тысячу рублей чаевых за вчерашний ужин… Но еще примерно… - призрак на миг задумался. - Точно было три нераспечатанных пачки пятисоток, две разорванных по пятьсот и сто. А что случилось? Нужно еще принести?

- Нет. Этого пока хватит. Мы купим виману. Купим жесть какую крутую виману! И наймем своего пилота, - она вспомнила забавного мужичка – Егора из службы воздушного извоза «Филин», который ее подвозил в сады Гекаты и никак не хотел сажать летающую машину в нужном месте. Номер его эйхоса был, и от хорошего заработка тот мужичок точно не откажется.Оставалось, наговорить ему сообщение. Пусть немедленно летит за ней. Из гостиницы сразу в салон летающего транспорта и потом к Елецкому.

***

Ковалевская ждала ответа на свой очень тяжелый вопрос.

Я вспомнил Светлану, именно тот момент, когда мы сидели в ее «Электре» и слезы текли по щекам виконтессы. Да, Ленская умеет играть, но тогда ее слезы были самые настоящие и слова были настоящие, впрочем, как и мои. Но слезы здесь имеют мало значения. Сколько их будет еще в жизни Ленской или той же Ольги Борисовны! Наверняка немало. Если отстраниться от ситуации, взглянуть на все происходящее с высоты множества прожитых жизней и множества смертей, то передо мной вечная человеческая игра: кто кого больше любит; кто важнее; кто сильнее или кто богаче; кто для кого больше сделал или кто кого сильнее обидел – все это с небесных высот кажется совсем неважным, мелким и недостойным внимания. Но я пришел в эту игру по своей воле и буду играть, окунувшись в нее с головой, переживая все так, как пережил бы настоящий Саша Елецкий и даже чуть острее. Вот только кроме переживаний у меня имеются мои личные жизненные принципы. Сейчас Ольга хочет, чтобы я доказал свое отношение к ней ценой расставания с человеком, который появился внезапно как вспышка и стал очень близок. Нехороший поворот. Я не рассчитывал на такой еще несколько минут назад.

- Ты можешь сейчас взят эйхос и сказать, что для тебя важнее я, и ты не можешь встречаться с ней, потому что очень дорожишь отношениями со мной, - говоря это, Ковалевская повернулась к окну и выпустила струйку дыма.

- Оль, у меня есть жизненные принципы, и я ими очень дорожу. Один из них: я не предаю людей, которые доверились мне, - сказал я, вдохнув табачный дым и чувствуя сожаление, что приходится это пояснять Ковалевской. - Света доверилась мне, и я ее не предам.