– Об этом мы обязательно поговорим позже. А сейчас у нас мало времени. Нужно успеть провести сканирование по Ларину. Поспешим в каюту. Тем более я переживаю за Бабского, – я направился по коридору вдоль стальных панелей, над которыми мерцали туэрлиновые кристаллы.

– Волнуешься, что он с твоей Элиз? Не беспокойся: Бабский, у него свои причуды, но он вовсе не бабник, – Бондарева поспешила за мной.

– Я переживаю, что Элизабет убьет его, если он допечет ее своими шутками, – я свернул налево, кивнув приветствовавшего нас мичману.

– Она твоя любовница, да? И Ольга Борисовна знает об этом? – тихо спросила Бондарева.

Я ответил ей, когда мы остановились у двери каюты, той самой, в которой недавно летели с Ольгой на базу «Сириуса»:

– У меня нет секретов от Ковалевской. Она позволяет мне любовниц. В ограниченных, конечно, пределах. А ты… уже если пошли на такие откровения… У тебя были любовники?

– Нехороший вопрос, корнет. Очень нехороший. Ведь я замужем. Никому бы в голову в «Грифоне» и во всем «Сириусе» не пришло бы в голову спросить меня о подобном, – сердито произнесла штабс-капитан.

– Наташ, но ты же сама об этом заговорила. Я лишь расширил границы твоего вопроса. Давай будем проще и добрее друг к другу? – я сделал маленький шаг, разделявший нас. Сейчас мне невыносимо хотелось ее обнять, слегка оплетая рукой гибкую талию баронессы. Обнять и прижаться к полным и сочным губам Наташи своими. Я не сомневался, что если я это сейчас сделаю, то в ответ тут же заработаю душевную пощечину. Но пощечина – это такая мелочь. Я столько отхватывал их, что, если перечислять, язык устанет. Просто не время сейчас было проявлять столь нахальную инициативу. Пришлось довольствоваться близостью ее зеленых прозрачных глаз и едва уловимым запахом персидских духов.

– Открывай дверь, – сказала Бондарева, вполне понимая, что я удержался от того, чего очень хотел. Менталисты легко распознают подобные порывы, если их не умеешь скрывать. Я же не скрывал, наоборот показал свое желание. Это полезно: ведь мы начали играть в такую игру еще в ее кабинете на «Сириусе». – И чтоб ты не сомневался: у меня никогда не было и быть не могло любовников! – добавила она, когда я повернул стальную ручку двери. – А еще ты должен понимать, кто мой муж, – почти беззвучно произнесла баронесса, когда дверь открылась.

Когда мы вошли, Элизабет стояла возле иллюминатора, вглядываясь в сумерки, опустившиеся на землю. Сомневаюсь, что с большой высоты и в полутьме госпожа Стрельцова могла разглядеть что-то интересное. Скорее это был способ не слушать Бабского, который вещал очередную веселую историю.

– Элиз, дорогая, сейчас я скажу кое-что неприятное, – начал я, подходя к ней и понимая, что она отнесется к этому с легкостью, как и любому моему капризу. После недолгого сложного периода наших отношений, прервавшегося ее поездкой в Лондон, для меня она стала сущим ангелом. И я не представлял, может ли Элизабет оказать хотя бы в чем-то. – Мне нужно побыть с Натальей Петровной здесь наедине, – продолжил я. – Примерно полчаса. Забери с собой Алексея Давыдовича и сходите в кают-компанию, попейте кофе.

Бабский тут же вскочил с места и, глядя расширившимися от изумления глазами, расхохотался.

– Вот к чему приводят посещения рубки «Ориса»! – воскликнул он. – Или вы до нее не дошли?

– Я чего-то не понимаю, Александр Петрович? Насколько мне известно: для процедуры экзоментального сканирования по Ларину требуется минимум три опытных мага-менталиста. Даже если вы считаете себя достаточно опытным в ментальном восприятии, то нам никак не обойтись без виконта Бабского, – заметила штабс-капитан, указывая напряженным пальцем на Алексея.