С некоторым запозданием взрыв все-таки нагнал беглеца. Рвануло так, что он немедленно споткнулся. Кубарем покатился по мху. В спину дохнуло смертельным жаром. Пространство заполнилось грохотом, лес над головой пришел в жутковатое движение. А за спиной продолжало лопаться и ухать. Ураганы воздушных волн чередой накатывали с равнины, засыпая поляны хвоей и шишками, сбивая с деревьев ни в чем не повинные сучья. Искристо пролетел трассирующий снаряд, взорвался где-то правее. Но и от этого одиночного взрыва стрелка шатнуло в сторону. Осколок зацепил рукав, однако в горячке он этого не заметил. Бегом и только бегом! Через рвущееся дыхание, через рокот собственного сердца. Близ ада долго не задерживаются. Потому как чревато. И для здоровья, и для нервишек. Впрочем, что-что, а бегать он умел неплохо. Почва пружинила под ногами, встречную паутину он попросту сметал, наматывая на себя вязкое кружево лесного ткача. В эти минуты он выкладывался на полную катушку.

Напарник возле мотоцикла взволнованно озирался и почему-то отряхивал ладони от земли.

– Ну как? – он заметил наконец подбегающего снайпера.

– Сам слышишь как, – стрелок швырнул сумку в коляску. – Дело сделано, рвем когти!

– Это конечно, – странно двигаясь, напарник зашел ему за спину. – Сейчас тронемся.

– А это еще что за ямина?

– Червей копал. Мы же с тобой вроде как рыбаки…

– Рыбаки?! – снайпер развернулся к приятелю, но только для того чтобы разглядеть зрачок пистолетного ствола.

– Брось валять дурочку!

– Тихо, не ори!

– Ты что делаешь, гад! Мы же напарники!

– Такова жизнь, зема! Уж прости…

Пара выстрелов затерялась среди грохота рвущихся складов. Обшарив убитого, убийца нашел карту, тут же и подпалил от зажигалки. Когда язычки пламени дожевали серую бумагу, подхватил под мышки обмякшее тело снайпера, неловко поволок к вырытой яме. Свалив вниз, торопливо взялся за лопату. «Рыбак» зарывал «рыбака».

Нужного человечка он все же разглядел. Издалека и неясно, но разглядел. По крайней мере короткого мига хватило, чтобы узнать Насарпанова Евгения Лактионовича – того самого, что прибыл на смену погибшему Саше. Бывший комполка заметно обрюзг и растолстел, щеки его обвисли бульдожьими брылями, на носу вызрела вторая бородавка. Наблюдались и иные перемены – в выражении глаз, в манерах. Движения вчерашнего коллеги приобрели несвойственную военным вальяжность, в осанке проступила некая барственность. Должно быть, таким образом Насарпанову легче было перемещать с места на место свое вместительное чрево. Когда бывший комполка забирался в салон темной «Ауди», один из бритоголовых лакеев услужливо поддержал его под локоток. Сын казашки и русского, выросший и воспитанный в России, видимо, все-таки чувствовал генный зов. Потому что даже в нынешнем своем состоянии он походил скорее на раскормленного бая, нежели нового русского.

Бомж пожалел, что у него нет прибора ночного видения. Номера машины он так и не сумел различить, зато хорошо разглядел ребят, выстроившихся полукольцом возле «Ауди». Широченные пиджаки, столь же широченные шаровары. У двоих руки за пазухой, у третьего в ладони крохотная рация. В кильватер «Ауди» готова была пристроиться еще одна иномарка. Вероятно, и на маршруте возможного следования «хозяина» тоже куковали бдительные стражи. Оно и понятно. Очень уж много широкозадых развелось в Москве, для всех коридоров не расчистишь. Впрочем, и та охрана, что окружала Насарпанова, более чем впечатляла. И непонятно было, то ли это и впрямь опасение перед возможными покушениями, то ли держать близ себя эту щелкающую зубами свору обязывало положение… Дождавшись, когда машины тронутся и скроются за углом, бомж судорожно вздохнул, торопливо стал доедать подтаявшее в руке мороженое. Покончив с вафельным стаканчиком, сорвал лист тополя, обтер руки.