А сами стащили с себя всю одёжу, кроме семейных увядших трусов, зашли в воду и стали отвязывать Ваньшину лодку от колышка.
Пока суд да дело, ожил и Барыш.
Неуверенно сел, опершись обеими руками о песок, обвёл мутным взором окрестность и заорал благим матом на всю Волгу вплоть до противоположного берега:
Потом повернул голову к собутыльникам и требовательно вопросил:
– Иде моя трёхрядка? Петь хочу!
– Морду перва ополосни, певун, – незлобиво посоветовал ему Петька.
Барыш послушался, прополз пару метров на четвереньках и макнул головой несколько раз в воду. Затем шатаясь встал на ноги и поинтересовался:
– А куды эт вы собрались без меня?
– На фарватр! – пояснил Петька. – Ваньша журналов по твому совету начитался и хотит поставить ксперимент. По поводу работы мозга при задержке дыхания. Вот заодно и докажет, что у его мозги есть!
– А-а-а… – протянул Барыш с пониманием. – Ну, ежли ксперимент, то тады айда!
Друзья-приятели не без труда залезли в лодку, изрядно начерпав в неё воды.
Петька выгреб на фарватер, и Ваньша, сложив ладошки одна к другой, как всамделишный богомолец, сиганул с кормы в бездонную неизвестность. Мужики до-о-олго ждали, пока он из неё вынырнет…
Вынырнул Ваньша на Угличской плотине несколько дней спустя, набравши так не хватавшего ему при жизни весу и намертво вцепившихся раков.
Однако результаты сего смелого эксперимента по оценке работы мозга в условиях задержки дыхания так и не попали в научно-просветительный журнал.
Начхать было редакции «Науки и религии» на Ваньшу и на его изыскания с хоть и подтопленной, но всё равно высокой Калязинской колокольни!*
Шальная молодость ея
Валька росла сущей оторвой.
Да и кем бы ещё могла вырасти девчонка, если отец, машинист башенного крана, приползал домой чуть не каждый день «на бровях», бил жену смертным боем, а когда однажды явился трезвым и с удивлением обнаружил в дочке появление вторичных половых признаков, тут же залез ей всей пятернёй в трусы?!
Вот и бегала она чуть не с тринадцати лет по тёплым подвалам в компании бравых пацанов, многолетних подопечных участкового дяди Гриши и комиссии по делам несовершеннолетних.
– Ох, гляди, девка! – не раз грозил ей пальцем участковый. – По рукам пойдёшь – всю себе жизнь испоганишь! Хоть бы мать пожалела…
– А чо её жалеть? – кривилась Валентина. – Сама такую жизнь себе выбрала. Хотела б – давно развелась! А она даже маляву в ментовку писать боится.
И запела с издёвкой:
– Я вот те дам «ментовку» с «малявой»! – оборвал её милиционер. – Ишь, разболтались совсем. Думаешь, управы на вас нет? Я тебе в остатний раз говорю: бросай ты эту свою гоп-компанию, не доводи дела до греха!
– А то чо? – расстегнула верхнюю пуговицу на оттопыренной блузке юная нимфа и поиграла влево-вправо бюстом. – Мамке пожалуешься, да?
– Тьфу ты, пропасть! – плюнул в сердцах дядя Гриша, развернулся налево кругом и отбыл в неизвестном направлении.
Летом комиссия по делам несовершеннолетних с согласия профсоюза и участкового дяди Гриши отправила трудновоспитуемую Валентину в пионерский лагерь. Для смены обстановки и морального оздоровления.
В лагере Валюха немедленно соблазнила пионервожатого Василия, проникнув к нему в постель ближе к рассвету, когда тот спросонья потерял профессиональную бдительность.
Об их романе через неделю знал уже весь преподавательский состав и лично директор товарищ Шпак. Вожатого без лишнего шума сослали обратно в город, от греха подальше.