И хорошо это или плохо? 

— Шить? — упиралась я. Кого мне было еще расспрашивать? — Играть на музыкальных инструментах?

— Милая госпожа умеет играть?

Хороший вопрос. В точку. Вот теперь Тина уронила гребень, наклонилась, подняла, и что мыла мне голову, что нет — как чесала, так и продолжала, но я решила не заострять на этом внимание.

— Нет, Тина, не умею… 

— Шить не пристало благородной даме, ежели она не бедна, — наставительно и даже, кажется, укоризненно сказала Тина. — А играть — то пусть скоморохи играют.

— И что мне делать? — проворчала я, с трудом скрыв раздражение. 

Нормальный человек из моего времени спросил бы — а что я делала в деревне. Разумеется, я все равно не ответила бы, но Тина загадочно протянула «м-м-м» и ничего не сказала.

Так все-таки, чем мне заниматься? Сидеть, наверное, на балконе, как Йоланда сидела в тот момент, когда в ее тело попала Анастасия Еремина, а потом по расписанию — есть, спать и причесываться. Господи, в моем мире в стародавние времена женщины были хоть чем-то заняты! Да что там, уже в эпоху Екатерины Великой женщины могли быть признанными учеными, а уж права быть монахинями, благотворительницами, да и просто вести хозяйство их никто никогда не лишал!

Я усмехнулась: что я там говорила, что мне повезло? Да лучше бы я попала в служанку! Не потому ли доктор и цирюльник, а также Дамиан, сочли меня умалишенной, потому что я наплела себе перспективы, сравнимые разве что с привычными мне «вот выйду замуж в Париж» и «дождусь, когда придет письмо из Хогвартса, ну и что, что мне тридцать, почта где-то потеряла его»? 

— Я закончила, милая госпожа, — проговорила Тина и пошла к сундуку. 

Видимо, мне предстояло наконец-то одеться. 

Я знала, конечно, что это был долгий процесс, но даже не представляла, до какой степени! Сперва мы сменили — снова! — рубашку, и эта новая была куда тоньше прежней. Я бы сказала, что это был батист — но точнее понять я попросту не успела, потому что на нее почти сразу надели другую, почти такую же, но плотнее. И тоже белую. 

А потом был корсет, по счастью, заканчивавшийся под грудью, а не заходящий на нее. И вот тут я возблагодарила и местные небеса, и местную моду: пытаясь сделать меня немного менее худой, нежели я была, корсет этот Тина не то что не затянула — он почти что болтался на мне. Да я счастливица! Если бы мне досталось тело пышечки, а мода требовала бы худобы и изящества, я бы тут же и задохнулась от попыток превратить меня в инстадиву. Что там постоянно ставили в упрек моим современницам — фильтры, грудь, бедра, брови? Вся красота веками перемещается с одной части тела на другую. Куда мы в этом десятилетии поставим акцент?

Затем последовала светло-коричневая юбка — похоже, из плотного шелка, но я бы не поручилась. Вискоза, как вариант, но откуда бы ей тут взяться, одернула я себя. Шелк или еще какая-то похожая на него местная ткань. Мне в прямом смысле этого слова придавали вес — я спрогнозировала еще килограмма три и приуныла.

Тина помогла мне сесть в кресло и натянула на меня бледно-розовые чулки. Тоже словно шелковые, плотные, и подвязала их широкими лентами прямо над коленями. До поясов и резинок тут пока не додумались, так что опытным путем выбрали самое подходящее место. По крайней мере, оттуда ничего не сползет. 

А вот туфли мне очень понравились. Тряпочные… снова шелковые? — они были мягкими и ощущались практически тапками. Я вспомнила, как несчастные служанки разнашивали обувь для господ, и снова посчитала, что в теле аристократки я везунчик. Да, определиться с собственной судьбой мне было сложновато.