– В течение нескольких лет я вообще не встречался с Биргиттой Столе. Потом мы начали встречаться раз в месяц для «социальной беседы». Но, как проклятие, в этих беседах звучали ее слова: «Ради родственников погибших ты должен продолжать свою историю». Для меня это было продолжением кошмарного сна!

Но самое ужасное заключалось в том, что Стюре почти не помнил того, что происходило с ним в бытность его Томасом Квиком. Общеизвестно, что большие дозы бензодиазепинов отключают когнитивные способности – процессы обучения просто не работают.

Поначалу я подозревал, что Стюре симулирует потерю памяти, но вскоре убедился, что он и вправду понятия не имеет о событиях, рассказать о которых было бы в его интересах. Я осознал, что это обстоятельство делает почти невозможным отказ от собственных показаний.

– Очень надеюсь, что в карточке есть записи по поводу тех средств, которые мне давали. Я ведь даже не знаю, отмечались ли они.

То, что сообщил Стюре, означало, что вся история с Томасом Квиком – не только правовой, но и крупномасштабный медицинский скандал. Пациент закрытой психиатрической клиники, которому назначено неправильное лечение: непрофессиональная психотерапия и бездумное применение препаратов. Приговоры за восемь убийств являлись последствиями этого неправильного лечения. То есть если Стюре говорит правду. А как я мог проверить правдивость его слов?

– Для меня было бы очень ценно посмотреть твою медицинскую карточку, – сказал я.

Стюре вдруг смутился.

– Я не уверен, что хочу этого, – проговорил он.

– Почему?

Он помедлил с ответом.

– Мне чудовищно стыдно при мысли, что кто-то посторонний прочтет, что я говорил и делал в те годы.

– О господи! Вся страна читала о том, как ты насиловал детей, убивал, расчленял, поедал их тела! Чего еще тебе стесняться? Кажется, дальше уже просто некуда.

– Не знаю, – повторил Стюре. – Но я должен обдумать это дело.

Его ответ вызвал у меня подозрения. Может быть, Стюре стремится скрыть от меня карточку, поскольку в ней содержится иная правда?

– Тогда подумай над этим, – сказал я. – Но если ты хочешь, чтобы истина увидела свет, важна полная открытость с твоей стороны. Правда и ничего, кроме правды…

– Да, ты, конечно, прав, – пробормотал Стюре. – Просто мне ужасно стыдно…

После долгого и исчерпывающего разговора мы попрощались. Когда я собрался идти, а Бергваль – нажать кнопку звонка, чтобы вызвать санитара, мне вдруг вспомнилась одна важная вещь.

– Стюре, можно я задам тебе один вопрос, над которым я размышляю уже полгода?

– Да?

– Что ты делал во время своих отпусков в Стокгольме?

Он широко улыбнулся и ответил без секундного колебания. Его ответ заставил и меня улыбнуться.

Я стою у дверей комнаты для свиданий и жду, чтобы охранник выпустил меня. Но прежде Стюре должен ответить на мой вопрос.

В материалах следствия отмечены увольнительные Томаса Квика для поездок в Стокгольм. После возвращения из одного такого отпуска он предпринимает «гипнотическое путешествие в машине времени» и внезапно оказывается в состоянии сообщить шокирующие детали об убийстве Томаса Блумгрена в Векшё. Во всяком случае, именно так его психотерапевт интерпретировала внезапное пробуждение воспоминаний.