– Однако вы – Уилкинсон, и вы в ее доме, – заметила миссис Норидж.

Томас рассмеялся.

– Я указывал тетушке на эту несообразность. Она ответила, по своему обыкновению, какой-то цитатой из Священного писания. – Он прервался, попросив миссис Норидж налить ему воды. – Сэр Кросби Бассет, ее муж, был путешественником и исследователем… Выдающийся человек! Знал пятнадцать языков, можете себе представить? Мне жаль, что я не был с ним знаком. Но даже чувства к молодой супруге не могли заставить его остаться дома. Когда Аделиза носила под сердцем его ребенка, он покинул ее в очередной раз, несмотря на все мольбы, однако вернуться к рождению сына не успел, хотя обещал. Тетушка потеряла ребенка, к тому же последствия неудачного разрешения от бремени дали себя знать: сперва она охромела, а затем оказалась прикована к инвалидному креслу. Вину за это она возлагает на супруга. Он скончался пять лет спустя – поранился в одной из своих поездок и умер от заражения крови. Тетушка так и не простила его.

Миссис Норидж мысленно сказала себе, что Томас Уилкинсон легко распоряжается чужой тайной. Если леди Бассет и не делала секрета из событий своей жизни, вряд ли она была бы рада, узнав, что они становятся известны любому, кто проявит интерес.

– Я не был бы с вами так откровенен, не будь вы крестной Шарлотты, – поспешил оправдаться Томас, словно угадав ее мысли. – Она бесконечно вам доверяет.

Указательным пальцем он побарабанил по покрывалу.

Миссис Норидж обратила внимание на эту привычку еще вчера. Томас имел обыкновение время от времени выстукивать что-то пальцем по поверхности. Это выглядело как обучение буквенной азбуке Сэмюэля Морзе, однако носило явно безотчетный характер.

Навязчивые движения – частый порок детей, и миссис Норидж успешно боролась с дурной привычкой у своих воспитанников. Но в движениях Томаса Уилкинсона ей почудилось что-то судорожное.

– Другого человека эти испытания ожесточили бы, – меж тем говорил Томас. – Но тетя Аделиза суровее на словах, чем на деле. При Дастанвиле доживают свой век все старые слуги, никому из них не отказано в заботе. Или взять Дженкинс…

Миссис Норидж живо заинтересовалась фигурой компаньонки.

Но тут выяснилось неожиданное. Компаньонкой Дженкинс вовсе не была.

О ее происхождении никто из слуг не говорил. Волею судеб она оказалась в Дастанвиле, когда Аделиза оплакивала потерю сына. Дженкинс утешала ее, и само собой вышло так, что она осталась с леди Бассет. У нее не было ни родных, ни друзей, ни средств к существованию. Жизнь ее целиком и полностью зависела от воли хозяйки.

– Так она приживалка! – воскликнула миссис Норидж.

Томас кивнул.

– Мне доводилось слышать, будто Дженкинс – дочка местного аптекаря. Он умер рано, и тетушка приютила его дочь. Аптека сгорела, девушка осталась без гроша за душой… Когда-то тетушка обещала Дженкинс, что весь Дастанвиль достанется ей.

Гувернантка изумленно взглянула на юношу.

– Это так, – кивнул Томас. – Они были подругами. Тетушка любит поддразнивать ее: то обещает, что отпишет ей половину поместья, то уверяет, что после ее смерти Дженкинс останется без гроша.

– Что же та отвечает на угрозы?

Томас беззаботно рассмеялся.

– О, Дженкинс – добрейшая душа! Она предана тете Аделизе, как собака.

«Но если вы будете без конца шпынять собаку, она либо сдохнет, либо озлобится», – сказала себе миссис Норидж.