– Здравствуй, дорогой! – приветствовала она супруга поцелуем. Говорила без акцента. – Как настроение?

– Нормально, – пожал плечами Валера.

– О, Саша! – повернулась она к Александру Львовичу. – Когда приехал?

Они тоже поцеловались.

– Рано утром, – ответил Низовцев.

– Поездом?

– Да.

– А жену что не взял?

– Работы много.

Насколько Александр Львович помнил, она была богатой бабой. Владела несколькими ресторанами в Румынии и в Петербурге. Именно благодаря женитьбе на ней Валерий Ильич получил настоящую известность.

– Что-то не очень много людей, – обводила румынка глазами зал.

– Ну и замечательно, – сказал Валера. – Значит, пришли те, кому действительно интересно.

– Или те, кто решил укрыться от дождя, – парировала жена.

– Дождь идёт?

– Да, начинается.

Некоторые из посетителей стряхивали с головы и одежды капли влаги. Александр Львович отошёл к картинам. Валерий был абстракционистом, и картины представляли собой разнообразно-изощрённые цветовые гаммы вперемежку с геометрическими фигурами. На Низовцева, который живопись не особо понимал, да и не стремился казаться понимающим, они, тем не менее, определённое впечатление производили.

– И с поздравлениями никого нет, – доносился до него голос румынки. – Обычно цветы дарят, руку жмут.

– Не надо мне цветов, – отвечал художник.

– И телевидение не подумали пригласить… Я же говорила тебе – давай позвоню. Нет, нет, не надо.

– Не надо.

С цветами, однако, кто-то появился. Мужчина и женщина, явно знакомые Валерия, бурно и торжественно, чем привлекли внимание всех собравшихся, вручили ему букет и устные поздравления. Валерий хоть и хмурился, но был явно польщён. Жена – та и вовсе расцвела.

– Нравятся картины? – спросил у Александра Львовича кто-то за спиной.

– Да, представьте себе, – обернувшись, ответил он.

Мужчина, стоявший сзади, был небольшого роста, седовлас и в очках. Смотрел на Низовцева с хитрой улыбкой.

– Мне тоже, – сказал он. – Я большой поклонник Федотова. На всех выставках его бывал. Писал о нём не раз…

– В газете работаете?

– Нет, в журнале. Я и вас знаю. Вы – Низовцев, писатель.

– Обо мне не писали? – улыбнулся Александр Львович.

– Да нет, не приходилось. Я на живописи специализируюсь. Но читать – читал.

– И что скажете?

– По мне – чересчур резковато. Слишком много обострений. Буквально в каждой сцене своя дикая кульминация. Вряд ли они так необходимы. Да и с читателем не совсем тактично обходитесь. Всё бы вам шокировать, всё бы вам уколоть.

– Готовлю людей к худшему.

– К смерти?

– Смерть – не самое худшее, что может с ними произойти.

– А-а, – ласково усмехнулся мужчина. – Понимаю. Не можете вы без этого. Мозговые спазмы, структурные извращения. Человек – не то, что он есть на самом деле. Реальность – не явь, реальность – тень. Существование недоказуемо, возможно его нет вовсе. Открывающий дверцы выпускает сгустки. Они аморфны и производны от трёхкратного усиления сокровенных вожделений. Ну а вожделеют во Вселенной только мёртвые… Верно я передал ход рассуждений среднестатистической творческой личности?

– Абсолютно.

– Вот видите. Всё поддаётся исчислению и фиксированию. На всё надевается конус.

Мужчина добродушно и удовлетворённо улыбался своим мыслям.

– Ну хорошо, – молвил он наконец, обнимая Александра Львовича за талию. – Не буду вам мешать в ваших удовольствиях.

– И вам приятно провести время.

Валерий Ильич с другого конца зала подавал знаки. Сводились они к следующему: не выпить ли ещё. Низовцев не возражал. Они удалились в коридоры подсобных помещений, где в комнате администратора Нади, которую тоже привлекли в компанию, разлили ещё по несколько граммов коньяка.