– Да? – не оборачиваясь, просто оглянулся я. Спокойно спросил, несмотря на клокотавшее внутри раздражение. Маховик завертелся, и сейчас мне уже надо было очень спешить.

– В холле ожидает господин Кальтенбруннер, у него к тебе безотлагательное дело.

Все же полностью обернувшись, я тяжелым взглядом посмотрел княжне в глаза. Словно спрашивая, действительно ли дело настолько безотлагательно, что на утренней заре я должен переться в холл и выслушивать управляющего поместьем. Анастасия спокойно выдержала мой взгляд, а чуть погодя кивнула, еще и прикрыв веки для убедительности. Мол, дело действительно серьезное.

Это не было шуткой юмора – понял я по ее эмоциям и, еще раз мысленно чертыхнувшись, направился в холл. Здесь меня действительно ожидал Кальтенбруннер с весьма довольным видом. Высокий и худой, словно жердь, управляющий по-прежнему относился ко мне покровительственно-небрежно, как и раньше. Судя по всему, я для него так и оставался невнятным приживалой, а первоначально, считав показательное презрение ко мне Анны Николаевны, он сделал выводы и уже не собирался их пересматривать. И, насколько понимаю, о нашем плотном общении с княжной за последние несколько дней он был даже не сильно в курсе. А если даже и знал, то не придавал серьезного значения. Потому что брошенный на меня взгляд нельзя было трактовать никак иначе, как пренебрежительный.

Бывает, тем сильнее расстроится, узнав об ошибке. Я подожду. Ему еще за Зоряну должен, которая жаловалась на него.

– Голубчик, во дворе вас ожидает полицейская карета, будьте добры выйти и дать объяснения господам из жандармерии.

Я не совсем понял, почему карета полицейская, а давать объяснения необходимо жандармам. Но спросил о другом.

– По какому поводу прибыли господа жандармы?

Кальтенбруннер, видя мое напряжение, специально выдержал долгую паузу, явно наслаждаясь тем, что может действовать мне на нервы. Я приготовился было попросить ответа у управляющего усадьбой более убедительно, но он, видимо, что-то увидел в моих глазах и заговорил торопливо.

– Господа жандармы прибыли по сигналу: в прет-а-порте принтере, расположенном в вашей комнате, сегодня утром была произведена попытка печати формы, принадлежащей Армии Российской Конфедерации.

– Й-й-й… – сдержал я ругательство. Интересно, это я такой недалекий в плане знаний, что так ошибся, или остальные члены команды тоже встряли подобным образом?

Задумавшись на пару мгновений, я оценил обстановку. Штурмом усадьбу никто не берет, Кальтенбруннер достаточно спокоен. Не считая злорадства, конечно, по поводу моих проблем. Господа жандармы ждут, внутрь не заходят – княжеская усадьба все же, вежливо себя ведут.

Если я сейчас выйду к ним, костюм придется отдать, потому что объяснение «мне его дал поносить инструктор Андре Смирнофф» перед законом как право владения армейским имуществом не проканает. А если я появлюсь на сегодняшнем занятии без выданного костюма? Тем более если жандармы составят акт изъятия и направят его в гимназию? Проблемы с инструктором гарантированы. «К гадалке не ходи», как говорил Гена Бобков, а Гена Бобков говорил в основном дельные вещи.

– Господин Кальтенбруннер, будьте любезны, ступайте к господам жандармам и развлеките их беседой, угостите кофеем. Считайте это приказом Анастасии…

«А как ее по отчеству?»

«А черт ее знает».

– …считайте это приказом ее сиятельства княжны Анастасии, – после краткого мысленного диалога закончил я, разворачиваясь и стремительно удаляясь. Кальтенбруннер после моего пассажа остался стоять в настолько смешанных чувствах, что даже вслед мне ничего крикнуть не успел. Я усмехнулся его эмоциям и сразу отчество княжны вспомнил. Анастасия Юрьевна она.