Воистину, не стоит недооценивать предсказуемость тупизны. Я вышел разговаривать с серьезным человеком, а передо мной сейчас сидит юная обиженная истеричка. Причем у него наверняка сейчас еще внутреннее непонимание. Потому что он подспудно считает, что я не только виноват в произошедшем, но еще и должен ему что-то.
На меня накатилась тянущая тоска – а ведь мог сейчас сладко спать свои законные несколько часов, а вместо этого вынужден тратить время (свое время!) на этого идиота. Резким жестом прервав вроде что-то родившего сказать Антона, я звучно выдохнул сквозь зубы.
– Я тебе русским языком сказал, что жду за перстнем того, кто дал тебе команду попытаться меня высмеять прилюдно. Кто это сделал?
– Я не понимаю, о чем ты, имело место недоразумение…
– Вот так вот, значит? – протянул я.
Кольцо Аверьянову я и так не собирался отдавать, если честно. Даже если бы он назвал фамилию того, кто дал команду фас. Потому что подлинность этой информации для меня непроверяемая. Ну скажет он, что получил команду от Разумовских. Как я это проверю? Вот если бы сами Разумовские явились за кольцом, или Власов бы перстень забрал, тогда все стало понятно. Хотя даже так не со стопроцентной уверенностью. Но вот то, что Аверьянов придет и будет строить из себя невинно пострадавшего, я даже и помыслить не мог. Слишком я его переоценил, размышляя как о взрослом, а это ведь пятнадцатилетний подросток. Пусть владеющий магией, но не владеющий пока умом.
– Именно так, – обретя некоторую долю уверенности, ответил юный одаренный. – Ты понял меня превратно. Я вовсе не хотел тебя как-то оскорбить, и готов свидетельствовать об этом и даже принести извинения перед коллегией…
– Заткнись, будь добр, – невежливо перебил я гостя. Глаза его вспыхнули. От неприкрытой грубости он явно оказался на грани срыва. Но воспоминание треска ломаемых костей наверняка подсказывало, что силовые аргументы для него сейчас не лучшее решение.
– Ты пришел сюда, чтобы пожаловаться мне на свою тяжелую судьбу и забрать свое кольцо. Несмотря на то, что я конкретно сказал, кому готов его отдать. Ты совершил ошибку и, мало того, – отнял мое время. Перстень я тебе не отдам, можешь проваливать прямо сейчас.
– Ты что, не понимаешь? – дрожащим от напряжения голосом произнес Антон. – Меня выгнали из клана, я теперь никто. Ты лишил меня всего!
– И… – не очень уверенно протянул я, глянув на Анастасию. Княжна едва заметно пожала плечами. Изумления сродни моему она не испытывала и довольно спокойно отнеслась к просьбе Аверьянова вернуть перстень. Который, насколько понимаю, ценен для каждого одаренного ничуть не менее, а может даже и более, чем для воинской части боевое знамя. Судя по всему, исключение из клана действительно настолько печальная история, что это должно было меня разжалобить и удовлетворить. Вот только почему-то не разжалобило и не удовлетворило.
– Отлично, – перевел я взгляд на гимназиста. – Я лишил тебя всего. Кто в этом виноват, я?
– Это сделал ты! Из-за тебя все произошло… – с ярко выраженным гневом произнес Аверьянов, повышая голос.
– Встать! – рявкнул я так, что гимназист неожиданно для самого себя вскочил на ноги. К моему удовлетворению княжна тоже дернулась, хотя и осталась на месте. Поднявшись сам, я подошел к визитеру и довольно невежливо ткнул пальцем ему в середину груди.
– Дружище, всем нам… наплевать и на тебя и твои проблемы. Экскьюз муа, мон шер ами, – показывая, что не совсем варвар, кивнул я княжне извиняющеся. Попытавшись сохранить невозмутимость, она все же не выдержала и отвернулась, пряча смешинку в глазах. Я же вновь посмотрел на утреннего просителя: – Я тебе сказал, что по средам не подаю? Так я по пятницам тоже не подаю. Это понятно? А если ты еще раз посмеешь вякнуть на полтона выше шелеста травы, зубами подавишься. Ты меня понял, чебурашка?