Однажды, после очередной стычки с соседями, которые в подпитии не стеснялись в выражениях, Маша пришла к себе, села на диван и расплакалась. Вера и Петька, которые при первых залпах коммунальной битвы убежали в комнату и притаились за дверью, теперь робко приблизились, притулились к матери с обеих сторон на краю дивана. Вера нашла материну руку и стала бережно её гладить, отчего Маша расплакалась ещё сильнее. Она утирала слёзы углом мокрой пелёнки, которую подобрала с пола, и бормотала, утешая не столько детей, сколько себя:

– Всё в порядке. Всё. Всё. Я сейчас…

– Мама, мы больше не будем! – сказала Вера, заглядывая ей в глаза. Петька, который, как эхо, всё повторял за сестрой, тут же пролепетал: «Ибудим! Ибудим!» Маша улыбнулась сквозь слёзы и обняла детей.

В дверь постучали, вошла Света. Оглядела комнату с привычным детским разгромом, придвинула себе стул, села напротив. Поглядела на Машу и детей, помолчала.

– Ну что?

Маша пожала плечами, всхлипнула и заговорила.

– Надо искать обмен. Пойду на работу – куплю газету. Пора со всем этим что-то делать.

– А муж?

– А что муж? – Маша увела взгляд за окно. Это был самый трудный вопрос. Если получится перебраться в отдельную квартиру, то рано или поздно (учитывая его настроение, скорее рано) он снова распустит руки, и тогда…

Она и не заметила, что говорит вслух. Света всплеснула руками, ахнула:

– Он тебя бил?! Но почему ты с ним живёшь? Неужели так любишь?

Маша уставилась соседке в глаза и задумалась.

– Ты знаешь… Нет. Уже, наверное, нет. Всё ушло… Наверно, выбил он из меня мою любовь. – Она вздохнула. Дети, устав сидеть неподвижно, выбрались из её объятий и затеяли на диване, за её спиной, какую-то игру. Игорёк, проснувшийся было от шума ссоры, угомонился и заснул поперёк кроватки. – Наверное, я всё ещё надеялась. Молилась за него. Ты не представляешь, как я за него молилась! Готова была вытерпеть всё. Мне казалось, что я должна его спасти, он ведь мой муж, отец моих детей! В горе и в радости.

Маша надолго замолчала. Молчала и Света. Вспомнила покойного мужа, Марининого отца, этого неуживчивого правдоруба с золотыми руками, в которых горела и спорилась любая работа. Его и терпели-то в совхозе только за эти его руки, которые могли починить всё что угодно, от трактора до телевизора. Умер он внезапно – перебирал движок грузовика, отошёл покурить за ворота гаража, присел на перевёрнутый ящик у стены, и всё. Врачи сказали: инфаркт. Маринке тогда шёл четвёртый год…

Уйдя в своё прошлое, Света даже вздрогнула, когда Маша снова заговорила.

– А теперь вот думаю. Вера подрастает, скоро и Петя уже станет всё подмечать. Вот Игорёк ещё. Дети, пока маленькие, они же во всём копируют родителей! Это потом что-то своё… Может выправится, а может и нет. Чему они научатся, какими вырастут? Вот все в один голос: у детей должен быть отец. Да, наверное… И знаешь, он ведь очень достойным человеком был. Умным, добрым. Что случилось? Иногда я думаю: может, это со мной что-то не так? Может, я сама виновата?

– Не говори ерунды, – вскинулась Света, – я тебя недолго знаю, но не видела за тобой такого греха, чтобы кулаки распускать. Оно и вообще отвратительно, даже если виновата – колотить женщину, мать твоих детей. Но смотри: ты целыми днями как белка в колесе, слова поперёк ему никогда не скажешь, чего ещё?! Ну, дети, да. Так это же и его дети, ты их не в подоле небось принесла!..

Маша вздохнула, вспомнила: «Жизнь состоит из слёз, вздохов и улыбок, причём вздохи преобладают». Вспомнила Сашу, любимую подругу, от которой слышала эту цитату О.Генри. Они собирались в их с Алексеем гостиной – все их молодые друзья, читали стихи, пели под гитару, угощались нехитрой домашней стряпнёй или роскошной Машиной сдобой, которой она очень гордилась (венское тесто, последний подарок Алексеевой бабушки, светлая ей память!). Шутя называли это – салон Рангуловых. Как же давно всё это было! И вроде бы не так уж давно, а по ощущениям как будто в одной из прошлых жизней…